– Что, взялся за старое? – спросила Нелли. – Снова будешь следить, контролировать каждый мой шаг? – Она смахнула невысохшие слезы.
– Нам пора домой. – Александр пристально на нее смотрел.
– Ты прав, мне пора в Салехард…
– Я сказал домой, а не в Салехард. – В два шага оказавшись с ней рядом, Александр подхватил ее в области плеча. – Идем.
– Я не хочу никуда идти. Отпусти меня! – Нелли начала отстраняться. – Прекрати! – прорычала со злостью, но Александр был непреклонен – он пытался вести ее за собой. – Ты не понимаешь, мне нужно подумать! Александр! – прокричала с надрывом и вдруг сделалась настолько податливой, что Александр, замешкавшись, остановился. Нелли чувствовала на себе его взгляд.
– Отпусти меня… – прошептала едва слышно, глядя на серый, землистый асфальт.
Александр отпустил, и она закрыла лицо руками: как же ей все-таки плохо…
Шеи коснулась грубая ладонь, а вторая, обнимая за талию, неспешно прижала ее к теплой груди.
Нелли вцепилась в плащ Александра. От проявленной жалости, – может, сочувствия или участия – она размякла больше.
– Это я виновата, я. Я не должна была…
Александр молчал и поглаживал ее по спине. До дома они дошли лишь глубокой ночью.
В аморфном состоянии Нелли провела неделю: в комнате, одна, лишь изредка поднимаясь с постели. Безразличная ко всему, равнодушная ко всем, Нелли глаз не открывала, когда Александр приносил ей поесть. Зачем? Есть – она почти не ела, временами смачивала горло водой, а разговаривать с ним не хотела. Ни с кем не хотела, не сейчас. Прямо сейчас ей следовало сосредоточиться: на себе, своей жизни и будущем, а значит, требовалось одиночество.
Догмар отдал ее Александру – мир, однако ж, полон сюрпризов. Почему он так поступил? Какую цель преследовал? Разве не хотел, наконец, осуществить то, к чему он и его люди стремились на протяжении долгих, выматывающих месяцев?
Ах, да, забыла – чтобы они оба страдали, что бы ни значила эта сомнительная фраза. Скорее всего, догмар ошибся в формулировке, поскольку должен был знать, что Александру дела не было до кого бы то ни было, кроме себя самого, поэтому вряд ли он захворал от гибели какого-то человека. Страдала только Нелли.
Но важнее чувств, испытываемых Александром, было другое: догмары что же, прекращали на нее охоту? Вот так, насовсем? Конец ее скитаниям и бегству?
Верилось слабо. Делать, что вздумается, идти, куда вздумается, не трястись над каждым своим шагом – так было в прошлой жизни. В реальности, в которой Нелли представляла иную версию себя настоящей: счастливую, беззаботную, не обремененную тяжелым опытом. Сколько зла пришлось пережить, сколького лишиться ради того, чтобы понять, как хорошо она жила; и дойти до того состояния, что даже представить себя не могла в роли свободного, беспечного человека: настолько свыклась с чувствами постоянной тревоги и опасности, что, казалось, извлеки их из нее – сдуется.