– Смотри ему в глаза, – прошептал Пеллонхорк. – Видишь что-нибудь? Алеф?

Голова Кало приподнялась и снова упала, ударившись о стол. Он подтянул руку к шее и пустил слюну, красную и пенистую.

– Потяни еще чуть-чуть, – велел мне Пеллонхорк. – Не очень сильно.

Я навалился на цепь со всей силой. Кажется, я всхлипывал.

– Нет! Это слишком! – снова крикнул Пеллонхорк, но я тянул и тянул, даже после того, как Кало перестал шевелиться. Я тянул до тех пор, пока Пеллонхорк не перестал требовать, чтобы я остановился.

Освободив кулак от цепи, я вывалился из кабинета и вернулся домой, к Пайреве. Заснуть я не смог. Руку всю ночь дергало и прошивало болью. Я вспоминал шею Кало, свернутую, как у животного, и его ноги, молотящие воздух. Стоило закрыть веки, как я видел его глазницы, только глаз в них не было, а были два фиолетовых языка, тянувшихся ко мне.

На следующее утро я сразу отправился в кабинет Пеллонхорка. Он сидел за столом, вполне расслабленный, а цепь кольцами лежала на столе. Моя рука распухла и болела, на ней отпечаталась узорная спираль.

– Я с этим разобрался, – сказал Пеллонхорк. Он был спокойнее, чем за все последнее время. – Их всех заменили.

– Будут и другие, – предупредил я его. – К следующему разу ты ослабеешь еще больше.

– Я знаю. – Он посмотрел прямо на меня. – Я подумываю о том, чтобы лечь в rv, пока ты не найдешь способ лечения.

Сначала я не поверил тому, что услышал, а потом начал мямлить, объясняя все по новой. Он поднял здоровую руку и сказал:

– Мне нужна будет гарантия, что rv не откажет, и гарантия, что исследования продолжатся даже без тебя, Алеф. Гарантия.

Я кивнул, хотя не представлял, как смогу это гарантировать.

– Хорошо, – сказал я ему.

Это была не вполне ложь, потому что я был уверен, что смогу это сделать. Я не был способен по-настоящему солгать Пеллонхорку, но, пока мне виделось зернышко правды, я мог экстраполировать – так же, как делал, общаясь с людьми в Песни.

Пеллонхорк сказал:

– Если rv откажет, семена откроются.