И тем не менее прогресс был слишком медленным. Прошло уже четыре года. Я до сих пор разговаривал с Пайревой каждое утро, но мои энтузиазм и уверенность увядали. Постоянно возникали новые проблемы. Мне хотелось, чтобы она дала мне совет, хотя бы утешила меня. Иногда я обнаруживал, что плачу, глядя на ее закрытые глаза и идеальное лицо. Мне хотелось уложить голову ей на грудь, услышать ее мягкий голос.
Мне было трудно, но я работал и работал, пока не перестал отличать явь от сна. Как-то раз во сне я нашел решение для всего, только чтобы проснуться и упустить его. Стены ответили эхом на мой крик, и все голоса Песни не смогли меня утешить.
В особняк прилетел Малах и сказал, чтобы я отдохнул и поел.
– Смотри, я привез тебе еды. Сыр, хлеб, кексы от моей жены. Она с тобой никогда не встречалась, но беспокоится за тебя. Ты любишь кексы?
Он заставил меня разговаривать. Он сказал, что я не говорил ни с кем месяцами.
Малах не знал о моих ночах. Если бы он знал, как я буйствовал и кричал в Песни, знал, что я был Безымянным, он забеспокоился бы еще больше.
– Я каждый день общаюсь с Пайревой, – ответил я. Во рту у меня было сухо, слова казались языку непривычными.
– Нет, не общаешься. – Он взял кусок хлеба и откусил от него, убедившись, что я это вижу, словно родитель, побуждающий ребенка. Я вспомнил о своей матери. Я чувствовал себя все более хрупким.
Малах проглотил хлеб и подождал. Я взял немножко хлеба – ради мамы, сказал я себе, – но во рту у меня не было слюны, и мне пришлось проталкивать тяжелый комок в горло.
– Ты открываешь колпак и просто стоишь рядом, – сказал Малах. – Ты уже больше года ничего ей не говорил. Иногда ты даже на нее не смотришь.
– Ты за мной следишь?
– Нет, Алеф. Я слежу за Пеллонхорком. Ты же понимаешь, что я не могу оставить тебя с ним наедине. Но беспокоюсь я о тебе.
Я почувствовал, что размякаю.
– Все идет хорошо, Алеф? Ты всегда говоришь, что это так.
– Дело во времени. Если бы у меня было больше времени…
– У тебя есть почти целый год. – Его тон резко изменился. – Ешь хлеб, Алеф, а потом возвращайся к делу. Я ничем не могу помочь. Ты мне нравишься, Алеф, но это не изменит того решения, которое я вынужден буду принять. Я и до тебя избавлялся от хороших друзей.
Говоря это, он смотрел прямо на меня. Малах, понял я, был подходящим человеком для того, чтобы руководить Шепотом. Высокое положение не заставило его дистанцироваться. Он взял с подноса кекс, развернулся и ушел, роняя крошки.
Я вернулся к работе, и на этот раз Малах оставил меня с ней наедине.