– Не бойся, девочка, – подбодрил ее Ансель. – Здесь Абита тебе не страшна. Сюда она не дотянется.

Черити протянула ему свернутую салфетку, а Ансель, развернув ее, поднял над головой, чтоб все могли разглядеть, пучок засушенных розовых лепестков, перевязанных тонкой бечевкой.

– Вот! Тоже ее нечистое ведовство! – воскликнул Уоллес. – Рассказывай, Черити!

– Да, это Абита… Абита для меня сделала. Сказала: если всегда носить эту штучку на шее… Сесил меня непременно полюбит. Но когда отец вернулся домой страшно сердитым и начал рассказывать об Абите дурное… она…

В глазах Черити заблестели слезы.

– Она так меня обожгла, что пришлось сорвать ее с шеи!

В толпе заахали, испуганно заозирались вокруг, и преподобный Картер понял, что семена подозрений дали первые всходы: за снадобьями и амулетами к Абите обращались многие саттонцы.

– Понятно, – сказал шериф Питкин. – Пожалуй, надо бы…

За спиной Уоллеса раздался крик. Толпа раздалась в стороны, и преподобный увидел посреди двора юную Мэри Диббл, судорожно хлопающую ладонями по карману собственного передника.

– Жжет! Жжет! – закричала Мэри. – Уберите… уберите его!

Швырнув сорванный передник оземь, она шарахнулась прочь так поспешно, что едва не рухнула с ног. Толпа вокруг нее раздалась еще шире; все до единого уставились на передник так, словно в нем полным-полно пауков.

– В чем дело, дитя мое? – спросила мать Мэри, Гуди Диббл.

– Амулет… там, в кармане! Абита дала. Обещала, будто он женихов кучу приманит… но я же не знала, что это нечистое колдовство, не знала, клянусь! Она ласковыми речами меня заморочила!

Опустившись на корточки, Ансель с опаской сунул руку в карман передника, вынул из него высушенную розу, обмотанную алой пряжей, и положил ее рядом, чтоб все вокруг могли видеть.

Взглянув в глаза шерифа, преподобный Картер понял: Питкин не знает, как быть.

– Пожалуйста, не наказывайте меня! – рыдала Мэри. – Прошу, не наказывайте! Я Абитой была околдована, Господом Богом клянусь!

– Не бойся, – ободрил ее Ансель. – Дело ясное: просто твоя чистая плоть отторгает черное колдовство. Теперь-то ведьма изобличена, и волшба ее очевидна любому, кто невинен душой и праведен перед Господом.

– Жжется! Жалит, как шершень! – завизжала Джейн Фостер, вцепившись в шнурок на шее, выдернув из-за ворота ладанку и швырнув ее наземь, рядом с передником.

В тот же миг над толпой зазвенели испуганные крики Ребекки и прислуги Данфортов, Хелен. Ребекка сорвала с запястья браслет, сплетенный из петушиных перьев, а Хелен поспешно извлекла из-за ворота еще одну ладанку, и обе вещицы тоже полетели на землю, к переднику Мэри.