– Но если ты не врёшь мне сейчас, ты… ты врала мне с лета? – Сестра смотрела на неё широко открытыми вишнёвыми глазами – и Таша остро, болезненно понимала, как похожи они на глаза Ленмариэль Бьорк. – Всё это время врала, а ты… – девочка перевела взгляд на Джеми, на веснушчатом лице которого расцветал стыд, – ты знал?..

Когда Лив отступила на шаг, Таша сама разжала пальцы.

Ужас, написанный на детском лице, ясно подсказал ей: сейчас сестру лучше не удерживать.

– Я думала, хоть вы… никогда не станете…

Девочка всхлипнула – и побежала прочь по белому коридору.

– Лив! – Таша кинулась следом, но сестра обернулась, и выражение тёмных глаз заставило девушку замереть.

– Ненавижу тебя! Вас обоих ненавижу! – В крике звенела яростная, неподдельная злоба. – Не хочу вас видеть! Вы… вы…

Захлебнувшись воздухом, Лив побежала дальше.

Таша следила, как сестра скрывается за углом, свернув в одну из дворцовых зал, дававшую начало бесконечной анфиладе.

– Она не всерьёз, – сказал Джеми негромко, взяв Ташу за руку. – Сейчас лучше её не трогать, но она поймёт… потом. Ты же хотела как лучше.

– Да. – Чувствуя бесконечную усталость, девушка шагнула туда, где в конце длинного коридора ждал их зал суда. – Хотела.

Как они дошли до этого? Когда успели погрязнуть во лжи настолько глубоко, что ложь стала частью их самих? Потому сейчас так больно её разрывать – ведь тем самым ты собственной рукой режешь по живому свою веру, свои надежды. Острым молотком разбиваешь картину мира, так спокойно существующую в твоей голове.

…ей хотелось бы, чтобы мир был простым. Однозначным. Делящимся на белое и чёрное, хорошее и плохое, правых и неправых. Не бьющимся на оттенки серости, не вынуждающим каждодневно делать выбор между большим и меньшим злом, не стирающим в пыль границы между благом и злом. Не оставляющим сомнений в своей правоте. Не заставляющим жертвовать одним ради другого.

Когда-то её мир и был таким… Пока ей не показали, что существует другой. Мир, в котором она живёт на самом деле.

– Никогда не лги мне, хорошо? – Таша стиснула ладонь единственного человека, который остался подле неё: отчаянно надеясь, что он будет подле неё всегда. – Никогда. Ни в чём.

– Как и ты мне, – серьёзно ответил Джеми.

…сможет ли однажды она сказать ему, что произошло в эти выпавшие из его жизни дни? Что было между ней и тем, кого она воспринимала как Алексаса – с частичкой его, Джеми, в глубине их слившейся души?

Что в иные ужасные, отвратительные, непозволительные мгновения Таша чувствовала облегчение от осознания, что с ними нет вездесущего третьего?..