— Жребий брошен, — пояснила миссис Андерхилл. — Больше ни шагу назад. Терпение лопнуло. И червь, коль на него наступят, вьется[249].

— Если вы не против, — еле слышный голос аистихи прерывался затрудненным дыханием, — спустимся немного: слишком высоко для меня.

— Прости, — встрепенулась миссис Андерхилл. — Все, мы готовы.

— Аисты, — выдохнула аистиха, — пролетев приблизительно лигу, должны садиться.

— Только не здесь, — вмешалась Лайлак, — а то провалишься.

— Тогда вниз, — скомандовала миссис Андерхилл.

Со вздохом облегчения аистиха сложила свои короткие крылья и начала спускаться. Генералиссимус, опираясь руками о планшир судна (или это был бельведер?), устремил вперед орлиный взгляд, но не заметил миссис Андерхилл, которая по дороге одарила его бравым приветствием.

— Прекрасно, — сказала она. — Храбрец, каких мало, зрелище хоть куда.

— Ненастоящее, — отозвалась Лайлак.

Пока они спускались, картина вновь преобразилась во что-то еще менее воинственное.

А, чтоб эту девчонку, обозлилась про себя миссис Андерхилл. На вид совсем настоящее, не отличишь... Ну ладно. Возможно, им не стоило вверять все в руки Принца: он слишком стар. Но так уж обстоят дела, думала она, мы все стары, слишком стары. Быть может, они слишком долго ждали, были чересчур долготерпеливы, шагнули на лишний фарлонг[250], когда отступать было уже нельзя? Ей оставалось только надеяться, что, когда время наконец придет, орудия старого дурня не промахнутся, по крайней мере ободрят друзей и хоть мимолетно напугают тех, в кого целили.

Стары, слишком стары. Впервые она чувствовала, что сомневается в исходе всего этого — а ведь он не может, никак не может быть сомнительным. Ладно, скоро это кончится. Разве этот день, этот самый вечер не знаменует начало последнего бдения, последней стражи, за которой наконец последует объединение сил?

— Вот оно путешествие, которое я тебе обещала. — Миссис Андерхилл обернулась к Лайлак. — А теперь...

— Ну, — надула губы Лайлак.

— Без капризов...

— Ну-у-у-у...

— Нам пора спать.

Недовольная протяжная нота удивительным образом преобразилась в глотке Лайлак в нечто иное — подкравшееся, как призрак, и заставившее ее внезапно открыть рот. Рот распахивался все шире и шире — она не представляла себе, что он на такое способен, — глаза закрывались и слезились, легкие сами по себе втягивали воздух, делая долгие вдохи. Затем, так же внезапно, призрак пропал, позволив челюстям расслабиться, а груди — выпустить воздух.

Недоумевая, девочка моргнула и чмокнула губами.

— Спать хочется, — пояснила миссис Андерхилл.