— Понять не могу, почему вы сначала утверждали, что войны нет, а потом говорите такое.

— Идет не война, а подобие войны. Подобие бури, быть может; да, что-то вроде приближающегося атмосферного фронта, границы тепла и холода, туч и голубого неба, весны и зимы. Или столкновение: mysterium coniunctionis[390], но чего с чем? Или, — внезапно пришло на ум Хоксквилл, — два каравана, которые из двух отдаленных мест отправляются в другие отдаленные места, встречаются в одних воротах и, проталкиваясь через них, ненадолго сливаются воедино, а затем, на дальнем конце, вновь расходятся, обменявшись какими-нибудь мелочами: украденной седельной сумкой, случайным поцелуем...

— О чем это вы? — спросил Барбаросса.

Хоксквилл повернула стул, чтобы смотреть собеседнику в лицо.

— Вопрос в том, в какое вы вступили королевство.

— Мое собственное.

— Да. Китайцы, знаете ли, верят, что в каждом из нас, глубоко-глубоко, запрятан крохотный, размером с подушечку большого пальца, сад бессмертных, долина, где все мы вечные монархи.

Внезапно разозлившись, Барбаросса повернулся к ней:

— А теперь послушайте...

— Знаю, — Хоксквилл улыбнулась, — будет стыд-позор, если вы кончите правителем не обожающей вас Республики, а совершенно иной страны.

— Нет.

— Совсем крохотной.

— Мне нужны эти карты.

— Они не мои, чтобы их дарить.

— Достаньте их для меня.

— Не собираюсь.

— А как вам понравится, если я заставлю вас выдать секрет? Вы ведь знаете, у меня есть власть. Власть.