Светлый фон

На мгновение, одно короткое мгновение, Смоки позволил себе почувствовать, как Повесть смыкается вокруг него, вокруг их всех, вокруг всего на свете.

— Да брось ты, — произнес он фразу-заклинание, чтобы прогнать эту идею, но она осталась.

Повесть: а скорее чудовищная шутка: после бог знает скольких лет приготовлений воцаряется Тиран, среди кровопролития, раскола и невероятных мук, и вот старый дом оказывается без средств к существованию, и вот спровоцирован (а может, просто ускорен) конец запутанной истории, который совпал с концом дома; а он, Смоки, наследует этот дом (не для того ли его с самого начала заманила сюда любовь?), с тем только, чтобы наблюдать распад здания, вызванный, быть может, его собственной неуклюжестью, неумением, которое готов был за собой признать, — хотя он не сдавался, никогда не выпускал из рук инструментов, но все без толку; а этот распад, в свою очередь, приводит к...

— Ну, так что же? — спросил он. — Что будет, если мы не сможем больше здесь жить?

Элис не отвечала, но нашла его ладонь и сжала в своей.

Диаспора, прочел он в ее пожатии.

Нет! Быть может, все остальные — Элис, Софи или девочки — могли представить себе такой исход (хотя с какой стати, если это был скорее их дом, чем его?), вообразить столь немыслимое будущее, столь отдаленное место... Но он был на это неспособен. Ему вспомнились давняя морозная ночь и обещание; ночь, которую они впервые провели в одной постели, он и Элис, натянув на себя покрывало, свернувшись двойным «S», когда он узнал: чтобы идти за ней, чтобы не отстать, нужно найти в себе детское желание верить, для него необычное и даже в ту пору давно уже его не посещавшее. Теперь он чувствовал в себе не бо́льшую готовность идти следом, чем прежде.

— Ты уйдешь? — спросил Смоки.

— Наверное.

— Когда?

— Когда узнаю, куда мне нужно отправиться. — Как бы прося прощения, Элис теснее прижалась к Смоки. — Когда бы это ни случилось. — Тишина. Смоки чувствовал затылком щекочущее дыхание. — Наверное, не скоро. — Она потерлась щекой о его плечо. — А может, уходить и не придется. То есть — уходить прочь. Может, не придется никогда.

Но он знал: это было сказано, только чтобы его успокоить. В конце концов, ему была отведена в этой истории всего лишь второстепенная роль, он всегда ждал, что его в некотором смысле забудут: но судьба семейства надолго замерла в ожидании, не приносила ему печалей, и поэтому он, ни на минуту не выбрасывая ее из мыслей полностью, все же предпочел о ней не думать; иногда он даже позволял себе верить, будто, проявляя доброту, смирение и верность, прогнал ее прочь. Как же. История продолжалась: со всей возможной мягкостью, но без экивоков, Элис говорила ему об этом.