— Слушайте, подождите, — сказал он, поворачивая вслед за остальными к глубинам метрополитена. — Сбавьте ход.

Что, если ему не зря было ниспослано это ужасное время, этот тренировочный период; если целью было, чтобы теперь он, битый непогодой, мог выжить в этой буре различий, торить себе путь среди этого темного леса?

Нет. Это Сильвия направила его на нынешнюю тропу, а вернее — отсутствие Сильвии.

Отсутствие Сильвии. А что, если отсутствие Сильвии, а прежде всего — присутствие Сильвии в его жизни и даже — бог мой! — сама ее любовь и красота были частью плана, направленного на то, чтобы сделать его пьяницей и дать те самые навыки, обучить мастерству следопыта, на годы заточить его на Старозаконной Ферме, где он, сам того не зная, ждал новостей, ждал, когда придет Лайлак с обещаниями, правдивыми или ложными, которые вновь раздуют пламя в золе его сердца, — и весь этот план они задумали исключительно в своих интересах, не принимая в учет ни его, ни даже Сильвию?

Ну ладно: если предположить, что это не ложь, Парламент будет созван и там он Как-то сойдется с ними лицом к лицу, тогда он хотел бы задать им вопрос-другой и получить ответы. Кстати, неплохо бы найти Сильвию; он припас для нее несколько неприятных вопросов относительно ее роли в этом деле — чертовски неприятных вопросов; вот только бы ее найти. Только бы, только бы ее найти.

Думая об этом, Оберон заметил, как с последней ступеньки рахитичного эскалатора спрыгнула светловолосая девочка в голубом платье, показавшаяся в полутьме ярким пятном.

Она обернулась и (убедившись, что они ее видят) обогнула столб с прикрепленным на нем плакатиком: «ПРИДЕРЖИВАЙТЕ ШЛЯПЫ».

— Думаю, нам туда, — крикнул Джордж.

Когда троица готовилась побежать вниз, в туннеле загрохотал поезд; поднявшийся ветер едва не сорвал с них шляпы, но руки оказались проворней.

— Верно? — удерживая рукой шляпу, крикнул Джордж поверх анфилады вагонов.

— Угу. — Фред тоже прижимал к голове шляпу. — Это самое я как раз и собирался сказать.

Троица двинулась вниз. Оберон следовал за Джорджем и Фредом. Правдивыми или обманными были обещания, все равно выбора у него не было, и им, конечно же, это было известно, ибо кто еще, кроме них, с самого начала наложил на него это заклятие? С ужасающей ясностью Оберон представил себе, как все обстоятельства его жизни, включая и эту грязную подземку, и эту лесенку, выстраиваются в единую цепочку, и нет ни одного, остающегося вне ее; они брались за руки, срывали с себя маски, хватали его за горло, трясли, трясли, трясли, пока он не пробудился.