Молчаливые кролики и шумные сойки, большие рыгающие лягушки и бурундуки с их остроумными замечаниями... но кто это там, на следующей прогалине, стоит на одной ноге, поднимая то левое, то правое крыло? Аист, ведь верно?

— Мы знакомы? — спросила Элис, подойдя.

Птица испуганно отпрыгнула. Вид у нее был виноватый и смущенный.

— Не уверена, — ответила птица. Свесив длинный красный клюв, она взглянула на Элис вначале одним глазом, потом обоими, отчего казалось, будто она, одновременно встревоженно и строго, рассматривает собеседницу через пенсне. — Совсем не уверена. Говоря правду, я вообще ни в чем не уверена полностью.

— Мне кажется, да. Не случалось ли вам некогда выводить потомство на крыше Эджвуда?

— Может, и случалось.

Аистиха начала чистить клювом перья, но так неуклюже, словно не ожидала обнаружить на себе оперение. Элис расслышала, как она бормочет себе под нос: «Похоже, это будет очень тяжкое испытание».

Элис помогла ей высвободить маховое перо, повернутое не в ту сторону, и аистиха, с некоторым стеснением распушив перья, спросила:

— Не будете ли вы возражать, если я немного с вами пройдусь?

— Конечно не буду. Если вы уверены, что хотите идти, а не лететь.

— Лететь? — встревожилась птица. — Лететь?

— Я, собственно, и не знаю, куда иду. Я только-только сюда попала.

— Не важно, — кивнула аистиха. — Я и сама, можно сказать, только-только сюда попала.

Они пошли вместе. Аистиха передвигалась так, как обычно ходят аисты: длинными, осторожными шагами, словно опасаясь наступить на что-нибудь неприятное.

— И как же вы сюда попали? — спросила Элис, потому что ее спутница больше не произнесла ни слова.

— Да так, — буркнула она.

— Я расскажу вам мою историю, но только в обмен на вашу. — Элис видела, что птица хочет ей что-то поведать, но не решается.

— Зависит от того, — произнесла наконец аистиха, — чью историю вы хотите услышать. Ну ладно. Хватит обиняков...

Когда-то, — продолжила она после длительной паузы, — я была настоящим аистом[416]. Или, вернее, я — или она — была настоящим аистом и ничем больше. Я очень плохо рассказываю, но, во всяком случае, я была также — или мы были также — молодой женщиной, очень гордой и честолюбивой, которая в другой стране научилась нескольким весьма сложным трюкам у мастеров, куда более опытных и мудрых, чем она сама. Не было ни малейшей, даже крошечной, нужды испытывать один из этих трюков на ни в чем не повинной птице, но женщина была очень молода, легкомысленна, и ей представился удобный случай.

Трюк — или манипуляция — удался очень хорошо, и женщина была заворожена своими новыми возможностями. Но каково пришлось аисту... боюсь, она — или я — об этом нисколько не думала, хотя я, то есть аистиха, не могла думать ни о чем другом.