Не имелось ни капли сомненья, за сие злодеяние умрут тридцать недругов. Как и положено по законам возмездия с пытками на глазах у близких и родных, а также с компенсацией в виде рабов, наложниц и товаров.

Только лицо Иеровоама омрачала печаль. Юнец ехал на скучное задание: сопровождать безобидных и удивительных своей кротостью Исаака и Ревеку, нареченных детей архиерея и господа бога.

"Тебе тоже будет весело", — подумал Юл, помогая беременной жене сесть на белую кобылу.

— Действуем по плану номер три, — шепнул он на ухо Хоне.

Байкерша, нежно потрепав лошадиную гриву, улыбнулась уголками губ.

Армия в двести с лишним воинов покинула Богополь через западные ворота, Сара Девятая, три кольчужника, каплан и молодожены отправились в противоположном направлении.

— Нужен ли зверь на священном поле? — спросил Юл Сару Девятую, с опаской поглядывая на большую пятнистую кошку, вносившую неприятный элемент случайности в детально разработанный план бегства за номером три.

Стареющая женщина улыбнулась омерзительной улыбкой, какая бывает только у религиозных фанатиков, глубоко посаженные глаза ее мерцали темной радостью:

— Лев господень, детонька, заменяет трех воинов, а нас всегда сопровождали шестеро.

Приехав на место, Юл, Хона, кольчужники и жена архиерея спешились. Священное поле представляло собой небольшой, размером примерно сто на сто шагов, участок земли. Уже как век каждую весну его засевали рожью. Землю здесь никогда не оставляли под паром, и, тем не менее, плодородность ее не снижалась. Авраам Шестой утверждал, что сие есть чудо господне и подтверждение праведности народа избранного, но Юл из рассказов прапрадеда Олега и односельчан об утраченных зерновых культурах знал: рожь не требует севооборота. Попробовали бы они из года в год выращивать на священном поле кукурузу, вмиг бы истощили почву.

Юл и Хона вышли на середину поля. Парень держал малую лопату, девушка — бронзовую кружку с зерном. Молодожены опустились на колени. Младший правнук сделал вид, что собирается молиться и вдруг схватился за живот. Поднялся и, полусогнувшись, со взглядом полным стыда обратился к жене архиерея:

— Матушка Сара, мне неловко говорить об этом, но позвольте отойти вон в те кусты.

Лицо женщины вытянулось в недоумении. Подозрительно сощурившись, она спросила:

— Тебе приспичило во время молитвы к всевышнему Элохиму?

— Я еще не начинал молиться, — Юл широко открыл глаза, — но скрутило, мочи нет. Я быстро, матушка Сара, иначе как же, на священном поле. Грех это перед господом, а так, быстро все сделаю, и помолимся.