— Оранжевый. Темно-синий был перед оранжевым.

— Возможно. У меня плохо с датами.

— Мало у кого хорошо. Так задумано, чтобы никто не запоминал. Если бы, по крайней мере, в этом была какая-то логика, как в цветовом круге. Вы знаете, зеленый, желтый, оранжевый, красный и так далее. Но нет, это происходит случайно. Люди голосуют, есть лотерея, призы, да, я знаю. В случайном порядке. Почему это так? Я скажу вам почему: чтобы мы запутались. Именно для этого. Если бы года имели цифры, было бы просто посчитать, сколько прошло времени от какого-то события. А так мы путаемся уже через четыре-пять лет.

Харпад задумался над его словами. Конечно, посчитать годы, прошедшие с момента рождения Марыси, не так просто, если бы не сетевой профиль. Марыся…

— Как отсюда выйти? — спросил он.

— Если бы я знал, то вы бы сидели тут в одиночестве.

— Можно сюда кого-нибудь позвать? Спросить о чем-нибудь?

— То есть? — Эмиль забрал рисунок. Он громко дышал. — Наверное, когда-то рисунок был цветным. Теперь остались только очертания. Цвета исчезают первыми. Все с возрастом делается серым. Как и люди. А вы знаете, почему рисунок был много раз перерисован? Ведь любая информация не может храниться дольше тридцати лет. Старые данные исчезают из Сети. Говорят, что это из-за нехватки места на серверах. Только почему рисунок на бумаге блекнет раньше, чем минует тридцать лет? Почему бумага рассыпается в прах? Почему исчезает надпись на медной пластине?

— Исчезает? — Харпад посмотрел на бумагу, все еще пытаясь хоть что-то на ней увидеть. — А что с банкнотами? Они же из времен до Перемен. Им больше тридцати лет, и они не рассыпаются. Через сколько времени глаза привыкнут к этой темноте?

— Уже больше не привыкнут. Мне не нужно видеть, что тут нарисовано. Я знаю это наизусть. Все отовсюду исчезает самое позднее через тридцать лет. Дольше существует только тут, — он дотронулся пальцем до виска. — А этот носитель очень ненадежный, уязвимый для манипуляций. Что-то вам наговорят, вы верите, и уже нежелательная ложь у вас в голове. Когда отсюда выйду, найду ученика. Передам ему всю свою мудрость и этот рисунок. Он сделает собственную копию.

— Отсюда не… — Харпад не закончил.

Эмилю было неинтересно слушать.

— Никто мне не верил, — вел он дальше. — Никто не воспринимал того, что я говорил. Это понятно, что одержимые безумцы говорят глупости, а люди обычно пропускают это мимо ушей. Но я не безумец! Я говорил, люди слушали и сразу теряли интерес, словно я говорил на иностранном языке! Интересно, что к некоторым темам люди теряют интерес почти сразу. Словно у них в головах есть защита. И мои разговоры не понравились правительству. Они отправили меня сюда.