Харпад замер, видя мрачную фигуру, сидящую от него в полутора метрах.

— Вы дезориентированы? — прозвучал вопрос. — Ничего странного, у всех так сначала.

Голос не принадлежал кому-то грозному. Эмиль был лишен агрессии. Харпад чувствовал, что достаточно направить мысли в нужную сторону и он будет знать о заключенном все. Но он не хотел этого делать.

— Где мы? — вместо этого спросил он.

— Здесь оказываются попавшие в немилость правительства. Что вы сделали?

— Правительства?

— Я говорил правду. Сижу за правду. Вот посмотрите.

Что-то зашелестело, и перед Харпадом появилось нечто светлое. Очень тонкий, правильно сложенный предмет. Бумага. Он знал этот материал по банкнотам. Однако этот лист был больше.

— Это рисунок ребенка, сделанный как минимум триста лет назад, — конспиративным тоном прошептал Эмиль, — а точнее, его копия, перерисованная десятки раз.

— Рисунок до Перемен?

Эмиль покачал головой.

— Нет, он младше Перемен.

— Но вы сказали, что ему как минимум триста лет.

— А Перемены произошли девяносто лет назад? Что-то не сходится, да? Эти девяносто лет… так учат детей в школе, и я не встречал никого, кто бы в этом сомневался.

— Как вы это сюда пронесли? — Харпад уже боялся ответа.

— В бороде. Не первый раз.

— Триста лет, — буркнул нюхач. Невообразимая дистанция для кого-то, кто не планирует дальше чем на две недели вперед. А сейчас всего на несколько часов. Он приблизил рисунок к глазам. Но ничего не смог рассмотреть.

— Сейчас у нас зеленый год, — протянул Эмиль. — До этого был аквамариновый, перед ним фиолетовый и рубиновый. Вы помните, какой год был перед рубиновым?

Харпад задумался. Ему было сложно сопоставлять факты. Может, виноват застоявшийся воздух.

— Кажется… темно-синий, — сказал он.