Неизвестно, откуда шел свет. В камере стало светлей, как и в коридоре. Удалось рассмотреть элементы оборудования и не путаться в ногах. В соседних камерах началось движение. Оживление ограничивалось покашливанием и шарканьем. Разговоры не пользовались популярностью среди выброшенных собственным обществом.

— Время кормежки. — Эмиль сел на койке. — К нам относятся, как к скоту.

Сейчас Харпад мог его рассмотреть. Образ из воображения, или, лучше сказать, из базы данных g.A.I.a., вполне соответствовал реальности: худой, лысый, лет шестьдесят.

По коридору ехал тот же робот, с фарами и тремя клешнями. За ним следовал большой самоходный контейнер. Не замедляясь, манипуляторами он вытаскивал из своего нутра миски с пищевыми пайками и стаканами с водой, ставя их на металлические подставки, прикрепленные к решетке в метре от пола.

Харпад подождал, пока контейнер отдалится. Взял еду и вернулся на койку. Стакан с водой и миска каши. В месиве застряла ложка из тонкого, как бумага, пластика. Казалось, что она сломается.

— Не тяните. — Эмиль уже поел. — Растворится.

Харпад помешал кашу ложкой. Она казалась более твердой, чем выглядела.

— Уже растворилось.

— Не еда. Посуда. Она растворяется и испаряется. Нельзя оставить на потом.

Харпад попробовал маленький кусочек. Еда на вкус оказалась как переваренные овощи с переваренным мясом. Без приправ. Лишь сейчас он вспомнил о голоде. Он не ел с самого завтрака, а сейчас почти пол-одиннадцатого вечера.

Откуда ему известно время?

Он съел без аппетита несколько ложек, больше просто не смог в себя впихнуть, и запил водой с металлическим привкусом. Под взглядом Эмиля выкинул посуду в унитаз.

Он не заметил, как свет начал гаснуть. Через минуту в камере воцарился полумрак.

* * *

Внутренности g.A.I.a. были серыми и темными, как мертвый пруд. Профили элиминированных из камер рядом напоминали старые грязные машины или покосившиеся, оскверненные надгробья. Бегущие от них нити колыхались, словно сорванные канаты с затонувшего корабля, или свисали над бездной, пульсирующей красной грязью. Это только воображение, ничего больше. Эмиль проведет тут еще семь дней, а этот семнадцатилетний парень за стеной только пять часов. Почему? Ответом было осознание правил. Не какой-то там график, а прямое понимание, исходящее из анализа нескольких сотен серых профилей. Само правило Харпада не волновало. Его интересовала только информация, что Марыся оставила это место за полчаса до того, как он тут появился, и сейчас ничего нельзя было сделать, кроме как лежать и размышлять. Его ждало еще минимум сорок девять часов.