– Дягиль, валериана, трилистник и вербена, – называла она каждый стебелек. – Все защитные травы.

Перемешав горсть трухи, она ссыпала ее в ладонь и бросила в наш догорающий костер.

Взяв ветвь ясеня, она, стоя на коленях, несколько раз провела через поднявшийся дымок и при этом напевала на незнакомом мне языке.

Встав во весь рост, она коснулась земли кончиком голой ветки и пролила на нее несколько капель из фляги с водой. Подняв ветвь к лунному свету, она воззвала:

– О ты, ветвь ясеня, я освящаю тебя для своей пользы. Добродетелью земли, воздуха, огня и воды исполнись силы, и да будет та Сила от Света!

Двумя руками она подняла ветвь над головой.

– Гуннора, Лунная госпожа, помоги и пособи мне в моем деле. Да будет всегда твоя воля!

На миг она замерла так, а потом, повернувшись, деловито велела мне:

– Нам обоим перед началом надо умыться.

Я с факелом проводил ее к ручейку и чуть не упал в него в темноте. Джойсан, встав на колени, вымыла лицо и руки, и я по ее знаку поступил так же.

Горный ручей был таким холодным, что я зафыркал, и в голосе моей жены послышалась улыбка.

– По-настоящему нам бы надо искупаться, Керован. Скажи спасибо, что я не заставила тебя лезть в воду, а потом стоять голым до конца обряда.

Она откупорила пузырек и, умастившись сначала сама, капнула и мне на чистый лоб и запястья душистого масла.

– Розмарин для защиты.

Мы вернулись к своим мешкам, где Джойсан при свете факела критически оглядела меня:

– Отложи меч и нож, Керован.

Она быстрыми движениями развязала узел волос, распустила их по плечам.

Я отстегнул ножны с мечом и, вытащив из-за пояса нож, почувствовал себя почти таким же голым, как если бы она приказала мне обнажиться.

– Что-нибудь еще железное или стальное есть?

Я коснулся пряжки пояса, державшего на мне кожаные штаны.