Он обернулся. Я прочел в его глазах нечто, похожее на страх, а затем гнев. И в ту же секунду охранник заметил меня и направил пистолет в мою сторону, и я увидел, как его тело содрогнулось от отдачи в тот момент, когда он нажал на спусковой крючок.
Одновременно с этим Барнаби прыгнул.
Он подпрыгнул высоко в воздух, и на секунду мне показалось, что он застыл там, пришпиленный к небу. Затем я увидел, как пуля попала в его тело, увидел, как его морда напряглась от боли, а рот открылся, как будто он хотел сказать: «О…». И он упал. И я закричал. Я кричал так громко, что не мог ничего расслышать. Ко мне что-то приближалось, проносясь над асфальтом, и я едва понял, что это пистолет, прежде чем он оказался в моей руке.
И прежде чем охранник успел прицелиться, я выстрелил в него раз, два, три, четыре… пять раз, отбросив его назад, и при этом я кричал так громко и яростно, что не мог видеть ничего перед собой.
Я держал Барнаби в своих объятиях и продолжал стрелять, хотя охранников нигде не было видно: они нашли укрытие или уползли умирать, но мне было на них плевать.
– Траки. – Глаза Барнаби были закрыты. Я чувствовал, как бьется его сердце, такое хрупкое и дикое. Я чувствовал, как его кровь просачивается мне на рубашку. – Ты не должен был этого делать.
– Теперь ты в порядке, – сказал я. – Ты в порядке. С тобой все будет хорошо.
Он вздохнул. Его теплое дыхание касалось моей руки.
– Я умираю, – сказал он и закашлялся, и кровь пузырями пошла у него из носа.
– Господи, Барнаби. – Мы добрались до тени самолета, я нырнул под защиту шасси и осторожно опустил его на землю. Мех уже слипся от крови, и, прижав руку к ране, чтобы остановить кровотечение, я почувствовал, как пульс его жизни утекает сквозь мои пальцы. – Они серьезно тебя ранили, но с тобой все будет хорошо. Мы вытащим тебя отсюда. – Я задыхался от соплей, стараясь не заплакать.
Барнаби закрыл глаза. Он довольно долго молчал, и я почувствовал, что его пульс начал прерываться.
– Барнаби, – сказал я, слегка встряхнув его. – Барнаби, не уходи. Ну же, Барнаби.
Он издал легкий вздох.
– Вот видишь? Не так уж я и боялся. Я не боялся умереть. Не сдрейфил в нужный момент.
– Ты не умрешь, дружище, – сказал я, но голос дрогнул, и я не смог сдержать слез. – Только не в мою смену.
Уши Барнаби дернулись. Он вновь замолчал.
– Я никогда не рассказывал тебе о том, как закончу свои мемуары, – сказал он наконец сонным голосом.
Я хотел снять рубашку, чтобы наложить жгут, но боялся убрать руку даже на мгновение. Всякий раз, когда я это делал, меня заливало кровью. Поэтому я остался там, закачивая кровь моего друга обратно в его тело, пытаясь не допустить остановки дыхания, пытаясь силой своих пальцев удержать его душу, его храбрую душу, в этом хрупком теле.