Светлый фон

Исполины засияли. То, что они не видели друг друга, не мешало им сознавать, что улыбаются оба. После такого грандиозного свершения нельзя было не расплыться от ликования.

Только вот возмездие мангинтер, коих осталось немало, не заставило ждать. Они роем налетели на повлекших на гибель их повелителя. К этому моменту шары беспрепятственно прорывались через бреши затухающего купола, пробивали новые дыры, а молнии, мелькающие там и тут, стали до того блеклые, что вряд ли могли причинить кому-либо хоть малейший вред.

Без успеха увертываясь и прикрываясь руками, Артём с сестрой поняли, что отныне инопланетяне с ними церемониться не будут. Никаких уговоров синоптика не последует, и участь их будет гораздо хуже, чем у заточенных в особняке.

Ёж вылетел из огня куда-то за пределы купола. Пребывающим во тьме исполинам не суждено было это увидеть.

Облепленная Даша долго не устояла – рухнула, как подкошенная, аж затряслась земля. Артёму удалось остаться на ногах. Его чутка мутило, но ужаса прежнего он не испытывал. Напротив, ощущал прилив самомнения. Сейчас он не маленький слабый человечишка, а великан. И какие-то помпоны из размазни ему не помешают. Он не сдастся. Он поджарит их! Сожжет их всех!

Сил хватило только на один шаг. Плюхнувшись на колени, Тёма нащупал пустотелую мини-гору и обвил ее руками. Холм был горячий, бензин еще не весь выгорел, однако через шаровые доспехи мальчик этого не чувствовал. Еле-еле, но он все-таки смог приподнять руку и положить ее на жерло. Усохшие камешки осы́пались в пламя, конечность освободилась. Сразу не убрав ее, Артём беззвучно заскулил от обжога.

«То шишка, то куча царапин и ушибов от того, что с холма скатился. То самоизбиение. Теперь еще и ожог».

Пересилив боль, Тёма освободил вторую руку.

В это же время купол с треском развалился на две половины. Некогда крепкие стенки опустились на землю, как куски шелковистой материи, и исчезли. Кто-то из жителей потрясенно произнес:

– Занавес…

– Упал… – добавил некто другой.

Глава 17. Песок-шоу

Глава 17.  Глава 17. 

Люди понемногу оттаивали: озирались, интересовались у близстоящих, не знает ли кто, что происходит и с какой целью они здесь собрались.

Грузчик Миша принялся лихо выплясывать. К нему присоединились сослуживицы, девушки в ярких нарядах. Окружающие смотрели на танцующих с теплом. Все повально – и люди, и животные – преисполнились биением жизни, миролюбием. Лицо Натальи Федоровны посветлело, впервые в жизни, пожалуй. Она несколько раз обдернула тугое платье на животе. Дети-бродяги, видимо, чище стали выглядеть и приятней пахнуть: стоящие рядом с ними не зажимали носы и не стремились отодвинуться как можно дальше. К ним подошел поздороваться дед, которого они обхаживали в доме Кобылиных. Старик изменился, став энергичным, уверенным в себе. От Киреевых, от которых несло жженой резиной, к слову, тоже никто не шарахался.