– Весь этот цирк – неприкрытое кумовство, – огрызнулся Рикар. – Мне противно, сир. Я ухожу. Из принципа.

– Значит, теперь у вас появились принципы? Похвально. Господин Плутиш? Господин Фуфелье? Вы заслужили свой отдых. С этой минуты вы свободны, и я выражаюсь буквально.

Не дав им времени ответить, Тибо встал, и мантия соскользнула на трон. Наконец-то его спина вздохнет свободно. Он сошел с возвышения к Лукасу.

– Что ж, доктор Корбьер. Полагаю, вам недостает только темно-синего костюма и ключей от больницы. Манфред проводит вас к моему портному. Господин Плутиш? Господин Фуфелье? Передайте ему ключи. Доктор, с завтрашнего дня вы заступаете на службу. К вам уже целая очередь. Преимущественно девушки, кто бы мне сказал почему…

– Сир… – смущенно пробормотал Лукас.

И снова у него на глазах за него решили его судьбу, а его даже никто не спросил. Но вот уже Манфред увлекал Лукаса к выходу, а все остальные шли следом. В зале остался лишь скрюченный на краешке кресла Превер. Тибо наклонился к нему, предлагая руку.

– Спасибо, доктор. Вы избавили меня от огромной занозы.

– Дело нетрудное, ваше величество. Однако… – Они были одни, но старый врач все равно понизил голос: – Вы только что приобрели серьезных врагов. Не надо их недооценивать. Если желаете, я с удовольствием пообщаюсь с вашим новым врачом по поводу ядов и противоядий.

Тибо поднял брови. Яды! Противоядия! Что еще? С первого дня правления волны обрушиваются на него одна за другой. Если не Жакар, так лес. Если не лес, так зима. Если не зима, так холера. Если не холера, так снова Жакар. Только Жакар уплыл, появились купцы из Центра. Дойдет ли когда-нибудь дело до чеканки монет с его профилем, до портрета королевы, до его архитектурного вклада? То, что новый правитель обычно делал первым делом, до сих пор значилось у него где-то в конце списка.

– Гордыня, ох! – продолжал Превер, разминая шею. – Она ослепляет всякого, кто хоть чуть-чуть утратит бдительность. И заставляет вытворять что попало. Остерегайтесь, ваше величество. Я наблюдал за вами. Сами-то вы, как мне видится, не слишком горделивы…

– Я слишком люблю жизнь, чтобы терять время попусту.

– Это похвально, сир, однако имейте в виду: кому гордыня неведома, тот слишком поздно замечает ее в других. То же и с завистью. И с жестокостью. А для короля ошибка может стоить жизни.

– Я не собираюсь умирать молодым, – улыбнулся Тибо смело.

Он помнил, что не так давно уже произносил эти слова. Но Превер задел в нем чувствительную струну. Ту же, что и Клеман, сказавший, когда он зашел к нему в последний раз: «Твоя доброта застит тебе глаза». Тибо чувствовал себя глухим дирижером перед оркестром, слепым возницей или затравленным охотником.