У Широно была своя собственная накидка из рисовой соломы.

Слуга без устали шагал рядом с лошадью, а то и рядом со мной, когда я вел лошадь в поводу, давая животному жалкую порцию отдыха. Помогал мне тащить лошадь под уздцы, когда та противилась, желая одного: лечь и сдохнуть. Сказать по правде, я разделял ее желание. Но самурай послушен велениям долга, а не низменным страстям!

Широно шел, не отставая, не жалуясь, не требуя даже крупицы снисхождения. И я понимал: нет, не тэнгу. Человек, да. Точно так же, под снегом и дождем, странствовал молодой ронин в поисках мастерства: день за днем, год за годом. Так он ушел в кедровый лес, чтобы вернуться краснолицым и длинноносым. Так он идет с тех пор к цели, которой жаждет.

– Господин! Я вижу заставу берегового поста.

Сперва я не поверил. Потом чуть не разрыдался.

Стражник, осуждающе цокая языком, забрал у меня лошадь. Глядя им вслед, я надеялся, что лошадь выживет. Почему-то это казалось важным. Я даже загадал: если выживет, значит… И прервал сам себя: нельзя! Ставить успех дознания, которое вовсе не закончилось с раскрытием тайны Ловкача, в зависимость от казенного четвероногого имущества?

Позор, Рэйден-сан!

Неслыханная дерзость! Немыслимая глупость!

Требовать, чтобы мне дали лодку и гребцов, способных без промедления доставить меня на остров, не пришлось. Со мной не было господина Сэки и инспектора Куросавы, один вид которых заставлял всех не ходить, а бегать, не стоять столбом, а кланяться без продыху. Но, кажется, мой собственный вид сейчас мало уступал начальственному.

Лодка соткалась из тумана. Гребцы выпрыгнули из-под земли.

Начальник поста бил поклон за поклоном.

Дождь, и тот прекратился, едва мы отплыли. Тучи взяли небо в плотную осаду, словно войска – вражескую крепость. Если не брать во внимание, что в далеком храме ударили в гонг восемь раз, объявляя об окончании Часа Лошади (опять эта лошадь!) и начале Часа Овцы[1], можно было поверить, что вокруг царят вечерние сумерки.

– Быстрее! – кричал я, сгорая от нетерпения. – Поторапливайтесь!

Вода плескала через борт.

* * *

– Сэки-сан! Хисаси-сан!

Я ворвался в палатку, забыв о приличиях.

На мое счастье, оба чиновника были здесь. Я опасался, что господин Сэки проводит очередное дознание. Большинство ссыльных являлись к палатке, но имелись и такие, кто пластом лежал в пещерах, не имея сил подняться. Их тоже следовало допросить, выяснить, не является ли слабость притворством, и составить протокол. Походы к лежачим требовали от господина Сэки и его слуги немалой ловкости и великих трудов. Уйдет в скалы, думал я, ищи его по всему острову! Отыскав же, убеждай прервать начатое и возвратиться в палатку…