Перед рассветом, взвыл хор голосов в моем мозгу. Перед рассветом, поняли мы, запомнили мы.

– Голова! – эхом отдалось за полотняными стенами палатки. – Мы нашли голову!

* * *

Ямасита Тиба, более известный как Ловкач Тиба, умер.

Голова, которую грязный ссыльный, торжествуя, держал за волосы, скалила зубы в последнем отчаянии. Глаза бессмысленно пялились на нас, не моргая, кожа приобрела восковый оттенок. Нос сделался острее обычного, щеки запали.

Я подошел к ссыльному. Гоня прочь брезгливость, превозмогая страх скверны, тронул пальцем лоб Тибы. Холодный, да. Мертв, никаких сомнений. Мертвое тело на дне, мертвая голова здесь.

– Где нашли? – спросил инспектор.

– На берегу! – загомонила толпа.

– Вон там!

– Где топили…

– Она за камнями валялась!

– Сразу и не приметишь…

– Рюха поссать отошел, а тут она!

Наверное, предположил я, не обнаружив тела там, где он его оставил, Тиба запаниковал. Начал метаться над островом. Время поджимало, солнце вот-вот грозило взойти. Может ли хитобан учуять, где находится его тело? Если может, Тиба ринулся к берегу, но опоздал – тело к этому времени лежало глубоко под водой, недоступное для хозяина, с камнем, привязанным к ногам. Нырнуть? Отыскать? Прирасти? Не выплывешь, задохнешься: камень есть камень.

Рассвет положил конец метаниям.

– Вот и все, – с видимым облегчением произнес господин Сэки.

– Все, – согласился инспектор.

И, гулко хохотнув, добавил:

– Представляю, какие лица будут у тех, кто станет читать мой доклад!