— Да, наверное, — почесал Марк затылок. — Полночь уже была.
— Двадцать один год прошёл, — добавила рубра.
Парни переглянулись у неё за спиной.
— Двадцать один год — начиная с чего? — осторожно поинтересовался Ромен.
— С рождения одной девочки с астриком на руке, — пожала плечами Виольна.
— А-а-а, — хлопнул себя по лбу Ромен. — Точно. Сто первый день. С днём рождения!
Рубра помолчала. Марк судорожно сканировал её эмоционал, пытаясь определить причину собственной тревоги.
— Девочке всю жизнь везло, — продолжила она после паузы. — Родители её, единственного ребёнка — пусть и ренну — любили. Проводили с ней кучу времени, водили на занятия, покупали хорошие игрушки. Потом, в короне, сначала было немного грустно, но сразу появилось много друзей, воспитатели оказались добрыми, а уроки — интересными. Всё шло как по маслу: темпус, первая магия, первая любовь… — она фыркнула и добавила неожиданно резко: — Наверное, когда всё так гладко и мир крутится вокруг тебя, совсем перестаёшь думать о других. С Ильданом очень некрасиво вышло. Стыдно. Не заслужил он такого…
— Вот подойди и скажи ему об этом, — мрачно посоветовал Марк. Ромен покосился на него с беспокойством. Виольна полностью проигнорировала эти слова.
— Просто это было… непреодолимо. Словно какие-то высшие силы толкают. Дышать можно, только когда он рядом, а стоит остаться в одиночестве — начинаешь задыхаться. Понимаете?
Она впервые за всё время оглянулась на мальчишек. Ромен стоял как вкопанный, неловко отводя глаза — оказался не готов к таким откровениям. Но Марк встретил взгляд старшей спокойно и едва заметно кивнул. Та улыбнулась:
— Так и знала!.. Всё-таки у тебя на неё кнотис, да? Ты бы… — она снова отвернулась к перилам. — Поосторожней с ней. Это немного ненормально — то, с какой лёгкостью она втирается в симпатию к окружающим…
— Что за чепуха… — начал было Марк, но Виольна властным жестом остановила его и продолжила как ни в чём не бывало:
— Так вот, жестокая это шутка природы, кнотис. Сковывает по рукам и ногам, завладевает мыслями. Ты больше себе не принадлежишь. Начинаешь отдаляться от опекунов, от друзей — потому что кроме него, никто не нужен. А если вовремя не взять себя в руки — ещё и в учёбе появляются проблемы. Но это всё ерунда — по сравнению с тем ощущением, когда смотришь в его глаза и тонешь в них, и знаешь, что он чувствует то же самое…
Марк молчал и с болью глядел на старшую. На кончике языка чесались слова, которые он никогда не решится произнести. Не нужно ей знать, что у Антиса не было на неё кнотиса, а то, что она видела в его глазах, было лишь состраданием и симпатией с толикой чувства вины.