— Й-йях!

Кузя белой молнией взвился в седло скакуна Арины, там снова подпрыгнул — аж на два роста человека! — блеснул в закатном свете и стал падать, сложно кувыркаясь вперед-вбок… Три оборота с показом розоватого брюха, приземление на лапы и сразу новый прыжок. Неугомонный малыш! Перепуганный скакун запоздало кинул задом, а щенок уже мчался наравне с Ариной, клацал зубами и верещал громче ведьмы. Атаман улыбнулся теплее и шире. Детская радость ослепительна, как молния.

— Лена говорит внятно, — дед Пётра понял, что молчать теперь не к пользе, и продолжил пояснения. — Но, заняв себя важным делом, она погружается… Я так это назвал. Лена смотрит на мир, не как мы. Она именно погружается, и иногда глубоко. Так глубоко, что ей делается трудно описать словами… то, иное. Оно больше слов. Сложнее.

— Вот, значит, отчего она смогла разговорить Мая, — порадовался Сим. — И Кузе дала имя. У кого есть имя, с тем можно поздороваться и дружески идти рядом.

Удивляясь себе, прямо теперь Сим ощущал приметную зависть к недорослю-одинцу: в мире людей столько свободы детям вождей не выделают. Он, сын руки тьмы Авана и внук шатрового Мингле, знал это, как никто другой. Сим глянул на принцессу: весь день она занимала место впереди и справа от Ярана, там двигается и теперь. Сознание окончательно привыкло вслух и мысленно обозначать белую валгу непонятным и потому удобным словом — «принцесса».

— Рубач, — проревел с вершины Ганс, щурясь и едва разбирая фигуру атамана в туманных сумерках. Пока он видел друга скорее душою, чем зрением… и беспокоился. — Рубач, тебя как встречать? Может, на седле попрыгать? Руками помахать, гоняя ветер? Меня душит фальштиль, шайсе!

Сим оскалился в улыбке… и промолчал. У Штейна за спиной, на незримом отсюда тыльном склоне холма — не менее сотни людей. Все смотрят на Ганса, гордые идти за ним. Мыслимо ли вождю прыгать на седле в разгар военного похода? Но Гансу взгляды спину не прожгут. Он издали заметил в друге Симе настроение, какое сам же однажды назвал «фальштиль». Точное слово — шипящее, как голодная сталь под точилом.

— Фальштиль, — не разжимая зубов, процедил Сим и ощутил рост особенного, ледяного покоя. — Апа, вы лечите души? Я с детства опасно болен. Для всех вокруг, — атаман оскалился, — иной раз и смертельно. В степи есть такая болезнь, не только у меня. Как вы это называете? Сим-томы?

— Симптомы, — поправил Пётра, наклонился из седла и всмотрелся в лицо атамана.

— Да. Очень приятные. Я делаюсь быстр и совсем не сомневаюсь. Я знаю страх, как зверь, и мой страх крепче лучшей брони предков. Простые решения мне сладки… я нарезаю их из свежатины. У меня за спиной никого нет, а впереди только враги. Так удобно! Пока в душе Ночь, я знаю, что надо сделать с каждым врагом. Знаю и делаю.