— Когда мне было шестнадцать, я ушел из леса. Прошел степь до моря. Не иначе, у бога было хорошее настроение и он берёг дурака.

Иржи протянул руку, и на его ладонь почти сразу села бирюзовая стрекоза. Иржи улыбнулся, помог ей устроиться на гриве моего скакуна. Снова раскрыл ладонь, дождался еще одну стрекозу. Рассмотрел и кивнул — она улетела. Определенно, этот Иржи непрост. Понял, что стрекозы мне интересны, устроил маленькое чудо. Выждал. Я не рассказала всего, и он сам начал говорить.

По спине холодок: может, и мысли читает? Я ему не верю, вот он и старается заработать мое доверие. Улыбается и говорит спокойно, с легкой улыбкой. Над собой фанатики не смеются, это точно… Ладно, не фанатик он, тогда — кто?

— Я сунулся в пустыню, — продолжил Иржи. — Ожоги — штука отрезвляющая. Ядовитые стрелы и того надежнее. Но я три года мазал маслом волдыри и уворачивался от стрел, продолжая насаждать годного там бога. Я сам выбрал, из какой книги предков взять годного. Пустыня высушила мою глупость… но я выжил и даже обрёл брата. А еще понял, что слепая вера убивает страшнее засухи и яда. Я вернулся в степь. Почти сразу встретил Сима. Он чуть младше меня, и тогда он был просто юнец. Иногда вежливый, иногда не очень. Выслушал про бога и сказал: тебе б шею свернуть! Если место отчих в степи займёт бог, люди пойдут убивать «не таких». Шатровые станут заплывшими жиром вепрядями, жрущими сородичей. А темные ведьмы назовутся служанками божьими и прочих назовут рабами его. Потому что бог простит, но атаман — нет. Бог далеко, но атаман — рядом. Богу верят на слово, но атаману — лишь по делам его. Мир красных муравьев стоит на простом, но крепком основании. Здесь к взрослости почти каждый научается чуять вес дел в человеке. Я долго не понимал… Но мне повезло, Сим особенный. В нём вес дел ощущается сполна.

Вороной скакун в серебряных пятнах и полосах устал тащиться шагом, испугался вспорхнувшей из-под копыт птахи, загарцевал. Иржи даже не покачнулся в седле, словно родился таком — слитым со своим скакуном. Мой рыже-седой старик-скакун насмешливо пофыркал: эх, молодость…

Толпа за нашими спинами двигалась так тихо, словно копыта каждого скакуна чем-то обмотали. Аж подмывало обернуться и проверить! Хотя и без того ясно: слушают во все уши. Этот Иржи шалва куда сильнее любых дохлых Ларксов! Лавандовым духом от его речей иной раз припахивает. Хотя, если разобраться… Он говорит о прошлом и пытается сделать его зримым. Чтобы я уловила жару пустыни и боль души, однажды очнувшейся от слепой веры в книги предков… Может, те книги очень мудрые, но совсем чужие для нас, нынешних людей.