Собственно, я не удивилась. Два десятка акэни явились призраками посреди ровного поля. Так же внезапно за их спинами обозначился второй ряд — прозвище таких валгов не знаю. Дед Слав называл их бережью стаи. Глядеть на них жутко, в их горле клокочет ярость, их глаза — рыжие в кровавую алость. Мышцы бугрятся под шкурами, а звук ползёт по траве ледяной жутью. Иржи покачнулся в седле и выставил перед собой ладонь, заслоняясь от влияния. Ему, шалве, оно особенно болезненно, наверняка так.

Поход людей замер. Многие скакуны сперва вскинулись, но затем унялись, вразумленные где голосом, а где — хлыстом и поводом… Акэни рычали ровно, пока лишь обозначали намерение держать людей на том месте, где застали. Люди молча ждали, с надеждой глядели на Иржи. Он хмурился и косился на брата… А черный, словно с ума сойдя, не видел ничего! Возился с малышней, ныл и тявкал, кашлял резким смехом — подражал Ване и Мане.

— Элена, кого они ждут? — негромко спросил Иржи. — Неужели эри?

— Не знаю. Но лучше бы эри. Принцесса умничка, а вот цай у вас в степи — злющая ведьма. Такая прям из сказочки баба-яга… костяная нога. Артрит у неё, — я покосилась на Иржи и горестно опустила уголки губ. — С артритом и люди-то редко бывают добряками. Хуже только пациенты с мигренями. Помню, был в городе случай. Дед взял топор и зарубил соседей, чтоб не шумели по ночам. После разбирательства выгнали за ворота не его, а лечащего врача.

— Что ты сейчас пыталась объяснить? — почти разозлился Иржи.

— Ну… мигрень у неё тоже есть. Артрит, мигрень и жидкость в легких. Тахикарда и тромбоза. Надо попроще изложить? Как ты чувствуешь себя утром, отдирая бессильное тело от войлока, так чувствует себя и валга-цай — но в лучшее время дня. Изредка.

— Дальше.

— Дальше… её наследницу десять лет назад пытали. Люди пытали и убили. Манечка или та самая малышка, чудом живая, или другая, очень похожая. Взгляни на ситуацию со стороны стаи. Маня плачет, рядом на скакуне ты, живой вооруженный шалва. Доходчиво? — Я сложила ладони рупором и заорала во всю дурь: — Кузя! Ку-зя! Кузенька, жить хочу, спасай, больше некому…

Воздух в легких кончился. Эхо укатилось и затерялось в бескрайней степи. Акэни шире расставили лапы, стряхнули с ушей недоумение… и зарычали злее. Я отвернулась, чтобы не дрожал голос. Рычание — пробирает. Как дед Слав говорил мне, дурище? «Тот не в уме, кто зовет валгов. Мы их избегаем»… Наконец я стала понимать мудрость черных лесников.

— Иржи, тут такое дело. Я верю в Кузю. — Сейчас я ощущала влияние этого особенного человека и была ему благодарна, потому что вокруг Иржи разливался покой. Я говорила без дрожи в голосе и мыслила ясно. Могла не смотреть на оскаленных акэни и не думать о них. — Кузя. Если он прибежит, а он постарается, тогда мы будем исполнять закон стаи.