Из-под сапога золотой искрой метнулась змейка. Сын добыл детский деревянный нож, заверещал, азартно обещая защитить всю семью. Он глотал «р» и сильно шепелявил — зубы менялись с молочных на взрослые. Атаман отметил это краешком сознания и даже досадливо сощурился, ведь шум у самого уха отвлекал от главного.

А главное было рядом и оно — пугало… Сим глядел на дочь. Пристально и настороженно отмечал: ей уже восемь, она в седле — как влитая, даром что ноги до стремян не достают. Нож у неё — не чета братову. Лезвие серебряной рыбкой мелькнуло в пальцах и пропало, не всякий взгляд и заметил бы короткий оскал стали. На змейку дочь не отвлеклась, сразу оценила её безобидность. Нож тронула и даже обнажила, углядев промельк шкуры валга в зарослях поодаль.

Глаза девочки, обычно карие и теплые, на миг сделались чернее и глубже зимней ночи. Спрятались в тени ресниц… и снова раскрылись обычным, людским цветом.

— Улыбнулся… заботливый и незлопамятный, — прошептала дочь. Добавила строго, даже виновато: — Я должна извиниться. Я была невежливой. Пап, он ведь валг? Он… настоящий акэни?

— Да, душа моя. Позже познакомлю вас, тогда и извинишься, — Сим проглотил ком мгновенной горечи, резко отвернулся к жене. — Не было у тебя прежде пустых страхов, не приключилось и теперь.

Лицо Алины стало пустым, её пальцы бестолково перебрали вышитый поясок и расслабились, соскользнули. Жена покорно кивнула и отвернулась, чтобы шагать дальше. Слепо, на негнущихся ногах… Она уже привыкала к сказанному Симом и, значит, неизбежному. Алина безоговорочно верила в умение мужа видеть незримое. Она и сама примечала, что дочь быстро взрослеет умом, что ловка с ножом… Так это не новость. Сим прошлый раз отдыхал дома и слышал, как все в кочевье твердят: старшая уродилась в отца. Но тогда главное еще не сделалось очевидным. Главное атаман осознал именно теперь: нож в руке дочери — для защиты родных, только так!

Малышка уже нашла в душе это весомое и опасное сокровище — или бремя? Силу и долг. Сила требует встать между врагом и дорогими людьми. Долг… он требует не причинять вреда невиновному и тем более не обижать его. Точно таким был малыш Дэни. И юный Нур, которого в родном кочевье чуть ли не презирали за нерешительность. Лишь дед-шатровой видел главное. Он умел видеть. А прочие… они проще, они лишь муравьи. К тонкому, еще не сбывшемуся, они — слепы. Сослепу ощущают лишь ослепительно-ярких отчих. Но иных, могучих, но устроенных тоньше и сложнее…

Люди степи умеют позвать взрослых, состоявшихся Этов, когда попадают в большую беду. Но вовсе не умеют заметить зачатки дара… тем более до поры.