Кондон говорил монотонно, словно был не участником происходящего, а читал лекцию для умственно отсталой аудитории. Похоже, ему было все равно, кто я и как сюда попал. Главное, что я рядом, что я – еще одни руки.

– Мне нужна вода, – сказал я.

– Вон ведро.

– Мне не помыться надо. Я со вчерашней ночи ничего не пил.

Кондон помолчал, словно переваривая эту информацию. Затем кивнул:

– Саймон, займись.

Судя по всему, в этом трио Саймон был на подхвате. Он понурил голову:

– Да, Тайлер, конечно, я принесу тебе попить.

Сорли открыл дверь амбара, и Саймон вышел, по-прежнему избегая моего взгляда.

Кондон повернулся к стойлу, где, тяжело дыша, лежала измученная телка. Бока ее украшали деловитые мухи. Две-три ползали по плечу Кондона, но тот их не замечал. Кондон смазал руки минеральным маслом, присел на корточки и стал раздвигать родовые пути. Лицо его исказила гримаса отвращения и сосредоточенности. Едва он приступил к делу, как в очередном потоке крови и околоплодных вод показался теленок – вернее, его голова, да и та была едва заметна, несмотря на сильнейшие схватки. Теленок был слишком крупный. Молли рассказывала о крупных телятах. Тазовое предлежание или бедренный зацеп еще хуже, но крупный теленок – тоже мало хорошего.

Вдобавок к тому телка, по всей видимости, была больна, исходила зеленоватой мокротой и дышала с трудом – даже во время перерывов в схватках. Я подумал, не сообщить ли об этом Кондону. По всей очевидности, его божественный теленок тоже уже заражен.

Но пастор Дэн этого не знал, или ему было плевать. От диспенсационалистского крыла «Иорданского табернакля» остался один Кондон, человек-церковь с двумя прихожанами (Сорли и Саймоном), и я мог лишь гадать, насколько крепка оказалась его вера, что он продержался до самого конца света.

– Аарон, глянь на юницу, – сказал Кондон все тем же сдержанно-истерическим тоном. – Юница-то красная.

Аарон Сорли, до тех пор дежуривший у двери с ружьем, подошел ближе и заглянул в стойло. Да, теленок был красный. Весь в крови. И еще вялый, обмякший, безвольный.

– Она вообще дышит? – спросил Сорли.

– Задышит, – рассеянно ответил Кондон.

Похоже, он смаковал этот момент. Истинно верил, что благодаря ему весь мир обретет вечную жизнь.

– Давайте-ка цепи ей на бабки, и поживее.

Сорли бросил на меня предупреждающий взгляд – «ни слова, мать твою!» – и мы сделали, как было велено. Нелегкий труд, руки наши были в крови по локоть, ибо рождение крупного теленка – акт омерзительный и нелепый, несуразное сочетание биологии и грубой силы. По меньшей мере двое вполне крепких мужчин вытягивают теленка из коровы акушерскими цепями. Усилия необходимо прилагать во время схваток, иначе есть риск выпотрошить животное.