И пока он боролся со мной, твердя «Я убью вас всех» и «Я разорву твою жалкую душу в клочья», меня вдруг осенило, что он может даже не понимать, что говорит. Мне не стоило советовать ему успокоиться, потому что он не мог этого сделать, так же как я не могла превозмочь вонь и жар от огня чучела или игнорировать людей, уставившихся на меня в доме Элейн.

В этот момент я поняла, что он не пытался овладеть мной специально.

Не то чтобы это откровение помогло; я по-прежнему не знала, что делать. Схватившись за голову, снова вспомнила о козе, которую пинали, били и кричали на нее до тех пор, пока она не научилась только кусаться. Разговор с духом, казалось, менял ситуацию, даже несмотря на то, что он не понимал слов.

– Все в порядке, – выдохнула я. – Все в порядке.

– Я убью вас, – рычал он.

– Все в порядке. Никто не причинит тебе вреда.

Я понятия не имела, откуда в моей памяти всплыли эти увещевания. Кто-то должен был сказать их мне, чтобы потом я смогла повторить их козе, несмотря на то что у меня не осталось воспоминаний об этом. Не мои родители, уж точно. Возможно, матушка Кэтрин, которая несла мое одержимое и обожженное тело в монастырь, гладя меня по волосам.

Я не могла сказать, слушал ли меня Восставший, но восстановила контроль над собой в достаточной степени, чтобы протянуть руку и потащиться по полу туннеля к слабому свету, проникающему через решетку. Уверенности, что смогу добраться туда, у меня не было, но попытаться я должна. И я двигалась, по одному мучительному рывку за раз.

– Я больше никому не позволю причинить тебе боль, – сказала я.

Это была самая абсурдная вещь, какую только можно ляпнуть такому существу, как Восставший, но в то же время и нет, потому что я была уверена, что никто и никогда не говорил ему ничего подобного за все долгие века его существования. И это сработало. Восставший перестал забрасывать меня словами. Вместо этого начал пронзительно кричать, беззвучно завывать и рвать меня своими когтями. Стало больно, но это была знакомая боль, та самая, которую я причиняла себе столько раз в сарае. Тогда я поняла, что с нами действительно все будет в порядке, потому что уже пережила это раньше, и переживу снова.

– Мы почти на месте, – заверила я его и на последнем издыхании потратила остатки сил, чтобы втянуть себя в серую лужу света на полу туннеля.

Восставший издал ужасный вопль и снова начал метаться, но теперь он чувствовал себя слабее. Это был другой вид борьбы – отчаяние от осознания того, что после окончания схватки ему придется столкнуться с тем, что он натворил. Мне было знакомо и это чувство.