Пятый торопливо закивал в ответ, дернул рукав, но Коста держал крепко.
— Не слышу.
— Да, договорились! Ещё ночью, видит Великий, я не думал, что ты будешь так расстроен, — Пятерка округлил глаза, улыбнулся — самой невинной из своего арсенала улыбок и захлопал ресницами.
— Никогда. Больше. Не. Трогать. Мои вещи и м-м-м-о-о-и-и-и…ки-и…
— Кисти! — Пятый выдернул рукав и расправил помятую рубашку. — Не трогать твои вещи, твои кисти, твои пергамент, твои сухари, твои тумбочки, твои тапочки, ничего не трогать! Я понял, понял… только не заикайся!
— С-с-спр-р-ро-с-с-и, и…
— Спроси и ты покажешь!
— …и я покажу сам. И отвечу.
— Да понял я, понял! Во имя Великого хватит уже! — тараторил Пятый, оглядываясь на корпус, где из трубы столовой вверх полз серый дымок.
— Ни-и-икогда больше. Иначе наша связка закончиться в тот же момент…
— Да понял я, понял! Понял! — широко улыбнулся Пятый и вприпрыжку поскакал в столовую.
***
Через мгновение Пятерка перешел на шаг, а потом совсем остановился, оглядываясь — улыбка с лица стекла, как будто ее и не было.
Он проследил, как Шестнадцатый свернул на тропинку к своему домику, и, когда тот скрылся за поворотом, осторожно потрусил следом, держась кустов и деревьев.
***