— Выходите…
— Почему это? Я отказываюсь, — заныл Пятый, осторожно теребя Косту за плечо — тот встряхнулся, закрывая глаза ладонью от яркого света. — Нас закрыли на два дня! Тут можно хорошо спать, никто не тревожит, и не нужно учиться…
— Выходите, я сказал, Наставники сократили вам срок наказания…
После башни, им пришлось посидеть мгновений десять, чтобы привыкнуть — идти они не могли. Просто сели на траву, прислонившись к теплым влажным камням, ошеломленные лавиной обрушившихся на них ощущений — соленый ветер, горячие лучи светила, влажная мягкая трава, запахи, от которых кружилась голова.
— И почему эти идиоты не любят бывать в карцере, — бубнил рядом Пятый, блаженно прикрыв глаза, почти мурлыча от удовольствия. — О-о-о… Великий… как же хорошо… как же… хо-ро-шо… понять, что мир прекрасен и стоит того, чтобы жить можно только после этого каменного мешка… и каждый раз, как в первый… только не выспался, — зевнул он протяжно.
***
Пятый бубнил всю дорогу, Коста сонно тер глаза — утренний горн ещё не трубил, и остров спал… домики спали, корпуса… только в хозяйственной части рядом со столовой, из печной трубы поднималась тоненькая струйка сизого дыма.
— Есть хочется, — широко зевнул Пятый. — В следующий раз вместо карцера пусть отправят отрабатывать в кухню… только идиоты считают место, где столько еды наказанием…
Коста молчал и щурился — глаза до сих пор слезились от яркого света. На тропинке, которая вилась по холму, на развилке, Коста поймал Пятого за рукав, когда тот вприпрыжку развернулся на дорожку к столовой.
— Мы договорились?