Голос Фазаноля двоился, смазывался. Он сразу звучал в сознании Евы, но как-то приглушённо, не так, как когда он обращался к ней напрямую. Ева поняла, что один текст озвучивается для неё, Белавы и Пламмеля, а другой, совершенно особенный, смешивающийся с его личностью, – для Филата. Сейчас Фазаноль подбирал отмычку не к ней, а к стожару. Остальным же позволял наблюдать.

Странные вещи творились с Филатом. Постепенно он перестал атаковать чёрную жижу и зажимать нос. Вроде бы и вонь слышать перестал. Теперь он бродил вокруг ванны, жестикулировал и разговаривал сам с собой:

– Плевать… Он обманет. Он всегда обманывал. Вначале верни мать, потом всё остальное!

«Правильное решение. Если в ком-то не уверен – плату надо получать вперёд! Но тут сделаем исключение! Оба дела можно выполнять одновременно!» – одобрил Фазаноль.

– Не верю! И чего ты на этот раз от меня хочешь?

«Законный вопрос! Нечто очень простое! Я хочу смотреть твоими глазами, когда ты отправишься за матерью».

– И больше ничего? Лжёшь!

Жижа зарябила.

«Только глупый человек думает, что оскорбления кого-то оскорбляют. Ты хочешь спасти мать?»

– Да. Но тебе не верю!

«Мне это безразлично. Ты согласен? По рукам?»

Из ванны высунулась чёрная липкая рука, такая же, как тянулась когда-то к Еве. Пальцы её были раза в два длиннее, чем у обычного человека.

– Не говори с ним! – крикнула Ева, бросаясь к стожару. – Ты сам предупреждал, что с Фазанолем нельзя говорить!

Филат взглянул на неё и отвернулся. Евы для него сейчас не существовало. Слишком много жижи Фазаноля проникло в лёгкие. Глаза стожара были как у пьяного. Ева потрясла Филата за плечи:

– Очнись! Он тебя растворяет!

– Я его обману! Не волнуйся! – с трудом произнёс стожар.