Светлый фон

– Кого ты там обманешь! Думаешь, он не просчитал всего?

– Хорошо! Хочешь, чтобы я ему поверил – я так и сделаю! Но если не получится – это ты виновата! Я был против! Я говорил, что обманет! – пробубнил стожар.

Ева запоздало сообразила, что Филат слышит от неё какой-то другой текст. Фазаноль подменяет её слова. Или все, или часть.

«Прекрасно! Тогда тебе предстоит воспользоваться прямым ходом из «Зингера» на Гороховую. Моим ходом. Там могут встретиться некоторые виденьица, зато ты увидишь дороги, которыми хожу я. Не назову их проспектами, увы. Они довольно тесные!»

«Прекрасно! Тогда тебе предстоит воспользоваться прямым ходом из «Зингера» на Гороховую. Моим ходом. Там могут встретиться некоторые виденьица, зато ты увидишь дороги, которыми хожу я. Не назову их проспектами, увы. Они довольно тесные!»

Пламмель, не прибегая к магии, с усилием сдвинул плиту. Открылся грязный и скользкий проход, похожий на сточные трубы под раковиной, забитые слизью.

– Чтоб я туда прыгнул, не зная, куда это ведёт?! Я там задохнусь!

«Не задохнёшься! Какая мне выгода, чтобы ты погиб в трубе, не выполнив никакой работы да ещё заткнув проход, через который мне предстоит покинуть «Зингер»? А убить тебя я мог бы прямо сейчас!»

«Не задохнёшься! Какая мне выгода, чтобы ты погиб в трубе, не выполнив никакой работы да ещё заткнув проход, через который мне предстоит покинуть «Зингер»? А убить тебя я мог бы прямо сейчас!»

– По рукам! – сказал стожар. – Смотри моими глазами – но только временно! Один час! Я подстраховался, так что не вздумай меня надуть!

Жижа плеснула. Один из пальцев чёрной руки истончился и коснулся лба Филата. Стожар покачнулся и схватился за это место.

«Ну вот мы и снова вместе! Теперь я смогу быть твоим проводником! Увижу всё, что видишь ты, и проведу тебя к матери! Ступай!»

«Ну вот мы и снова вместе! Теперь я смогу быть твоим проводником! Увижу всё, что видишь ты, и проведу тебя к матери! Ступай!»

Филат оглянулся на Еву, но Ева не была уверена, что он заметил её. Лицо у него было упрямое, отрешённое и вместе с тем решительное. Он шагнул к скользкой трубе, зажал пальцами нос и прыгнул в неё. Крик его раздробился во внутренних пустотах «Зингера». Дом забился, затрещал как швейная машинка, прострачивающая нитями дорожной разметки асфальтовую, охлаждённую дождём ленту Невского. Небо над Магтербургом кипело, молнии вонзались в Неву. В её свинцовых водах, как в корытце, болтались прогулочные катера. На каменном парапете Невы под проливным дождём сидел неизвестный науке молодой человек приятной наружности и, загадочно улыбаясь, ел чебурек.