И ведь, главное, он сразу Беломиру не понравился. Прямо-таки до скрипа в зубах и острого желания набить морду. Беломир решил, что если выживет, то больше не будет отказывать себе в малых удовольствиях.

Синюхин затянул какое-то заклятье.

На редкость занудное заклятье, и читает он его… неправильно? А это Беломиру откуда известно? И главное, ведь язык смутно знаком, но ощущение неправильности… будто фальшивит, что ли? Точно фальшивит, засранец этакий.

Обидно.

Тут жертвоприношение века, а они не подготовились.

— Фальшивишь, — сказал Беломир, и Синюхин споткнулся.

— Господин, может, его… — вмешался в беседу кто-то третий.

— Не стоит, — махнул рукой Потемкин-старший, который и человеком-то не выглядел.

И не выглядел.

И не был.

Это открытие уже не удивило. Верно, Беломир окончательно потерял способность удивляться. Просто сделал в памяти отметку.

— Так фальшивит же! — громче возмутился Беломир.

— Замолчи! — в бок пихнули.

— Неуважительно, между прочим…

— Да я… — Синюхин задохнулся от возмущения. — Я годы практиковался в старом языке.

А, вот в чем дело. Старый язык… да он слово через два правильно произносит. Кто его вообще учил? И учил ли? Язык холмов в университете не преподают.

— Кажется, ваш черед, госпожа жрица, — сказал с насмешечкою старик, который… точно знал, что так будет.

Хитрый старый… не лис. Лисы — животные приличные. А на этого и слов-то нужных не подобрать.

— Да я… я…

— Отойди, — жрица поднялась к алтарю и, склонившись над ним, провела ладонями по лицу. От прикосновения её обдало жаром, и кровь будто вскипела.