Николай дернулся.

И ударил.

Что было сил, ударил, надеясь если не причинить нелюди вред, то хотя бы заставить её отступить. И получилось. Лич бросил жертву, и та сползла на пол.

А он оскалился, потянул за хлыст из тьмы, заставив Николая сделать шаг.

И еще один.

…а Маруся почти дошла. И хорошо. Стало быть, надо держаться. Героически. Глупо. Но держаться. Цепляться за остатки воздуха в легких, за…

— Поиграем? — предложила нежить.

А в следующее мгновенье за спиной её возникла тень. Один клинок вошел в спину, второй — перехватил горло. Для человека раны были смертельны.

Для человека.

Тварь обернулась, правда, ослабив хватку. И Николай сумел сделать вдох. А после и вовсе разорвать петлю на шее. Он упал на одно колено, почти пропустив момент.

— Игнат, — сказала тварь с пониманием. — Дитя холмов…

Странно.

Люди не могут говорить с перерезанным горлом. А нелюди могут? До недавнего времени считалось, что речь — явный признак человека, и только личи способны воспроизводить некоторые звуки.

Личи.

Или… немертвые твари.

Николай тряхнул головой и заставил себя распрямиться. И дышать. Тварь… тварь жила. Существовала, поскольку жизнью назвать состояние её язык не поворачивался. Но…

Она двигалась.

Почти столь же стремительно, как и тот, кто решился выйти против неё. Теперь он тоже мало походил на человека…

Николай огляделся.

Ледяная буря отгремела. Огонь тоже сполз к стенам, не тронув живых. В стенах древнего храма звучали отголоски силы. И сила эта пела. Низкий вибрирующий звук, зародившийся где-то там, в глубинах, пробивался выше, к людям. Он пронизывал тело, заставляя сжимать зубы крепче. И кто-то, кто еще держался на ногах, упал, зажимая ладонями уши.