На его лице отразились попытки понять, о чем она говорит, но молчание говорило, что у него не получалось.

– Я сейчас смотрю на тебя словно через толстенное стекло, и ты вне досягаемости, говорю с тобой и не понимаю, зачем это делаю, ведь все должно быть иначе.

– Чувствовать больше во время связки удобно, а в некоторых случаях очень приятно. Это вызывает привыкание. Обратная сторона контроля, из-за которой он и запрещен.

– Дело не в том, что это чертовски круто, а в чувстве порядка, что все на своем месте и наконец работает так, как должно, – сказала Яра и не стала больше пытать его сосредоточенность, которую он уже удерживал из последних сил.

Они так и уснули вместе: она – укутавшись в плед, а он головой на подушке у ее колен. Ей снилась Ниоко в «Сахаре», ее морда у нее на ногах и тяжелое звериное дыхание, сквозь которое тихо звучал отрывистый голос: «Мошенница здесь ты».

Глава 49. Макс

Глава 49. Макс

Последние десять лет каждый день начинался с гребаного будильника, а в это утро начался со скрежета железной решетки перед мордой.

– Пока свободен, Тенёв, – сказал страж и зашагал обратно к посту, оставив камеру открытой.

Потом Макс обычно принимал душ, но, оказавшись дома, понял, что мыться расхотелось. Он выключил воду в ванной и пошел на кухню, решив, что впервые за десять лет можно себе позволить начать день с бокала виски. Это намерение, однако, скорректировал кухонный шкафчик со стеклянной посудой, который с грохотом и звоном рухнул на пол. Макс зло схватил первый попавшийся стакан и достал бутылку из холодильника.

Видимо, услышав грохот, Дэн показался со стороны коридора, ведущего в комнату Яры.

– Все еще хочешь поговорить с ним? – обернувшись на стук босых ног, спросил он. Она вышла следом. Хотелось злиться на нее, но не получалось.

– А тебе, как всегда, на все насрать? – обращаясь к брату, Макс смотрел на приветливый стакан в своей руке.

– Да, мне плевать на того мужика, который сломал тебя одним своим существованием. – Отчетливая ирония в голосе Дэна била по сарказму Макса. – Плевать так же, как и ему на меня.

Он отхлебнул виски, и его рука описала неровный круг вокруг лица, исказившегося в отвращении к самому себе:

– Хоть рожей ты и пошел в мать, но все замашки у тебя от него. Как минимум потому, что она ни разу на моей памяти даже голос не повышала. Так что я поспорил бы с тем, как лихо ты отрицаешь реальность.

– На приличный повод сливать себя в сортир это все равно не тянет. Ему все равно, сядешь ты или нет, а тебе стоило бы подумать о себе.

Макс думал о себе всю ночь, сидя в трех камерах от собственного отца.