Ровена не замолкала почти ни на секунду, изредка позволяя Гилберту сказать либо «да», либо «нет». То же самое было, когда рядом оказалось ещё несколько наследников Сердца, среди которых был Нокс – даже он не смог как-то помешать болтливости Ровены. Пайпер предполагала, что весь секрет крылся в том, что бал, вообще-то, был устроен именно в честь Ровены, но также подумала, что девушка элементарно слишком активная и жизнерадостная. Про себя Пайпер окрестила её энергетическим вампиром.

Она пересмотрела кучу фильмов и перечитала кучу книг и думала, что готова к балу. Их, казалось, пихали даже в те жанры, где они совсем не уместны. Пайпер действительно предполагала, что взглянула это событие со всех углов и знает, чего ей ожидать. Однако вовремя, – или не очень, потому что определить точное время и впрямь трудно, – она вспомнила, что о бале говорила Ровена: «Это фейский бал, а не людской. У нас всё иначе».

Торжественность была будто только внешним фасадом. Правила если и были, то нещадно игнорировались, а об их существовании вспоминали лишь в том случае, если поблизости виднелся кто-то из верхушки коалиции. Гилберту кланялись, но и он склонял голову в ответ, всем своим видом воплощая доброжелательность и заинтересованность даже теми вопросами, которые лично Пайпер считала глупыми. Данталион, которого они приметили недавно, спорил с Беро, пытавшемся доказать ему, что пить прямо на сцене и рядом с милой флейтисткой – плохая идея. Королеву Ариадну Пайпер больше не видела, но не сомневалась, что вокруг неё продолжали виться феи и другие гости, как чёртовы птички возле Белоснежки.

Если после этого Гилберт попросит её не использовать слово «фэнтезийность», Пайпер поднимет восстание.

Дяди Джона по-прежнему не было видно. Гилберт сказал, когда только вернулся в их скромную компанию, что он использует бал как возможность поговорить с феями и эльфами, которые редко отвечают на запросы Ордена. Сразу же после этого Гилберт был утянут в разговор с Ровеной, и больше Пайпер ничего узнать не смогла.

Спрашивать у Энцелада или Шераи, когда та оказывалась рядом, было бесполезно. Пытаться что-то выведать у Марселин и Стефана, которых сальватор заметила чересчур поздно, – тоже. Теперь слова о небольшой крутой компашке, которая держится рядом, казались наглой ложью, и Пайпер в редкие секунды слабости хотела ткнуть Гилберта носом в эту самую ложь.

Бал постепенно разочаровывал Пайпер. Ей ещё ни разу не представилась возможность поговорить о том, что её интересовало. Никаких действительно важных вопросов, только разговоры о том, что Тайрес действительно чудесен, сигридцы довольно редко собираются вот так, а появление сальватора – настоящее чудо. «Настоящее чудо» внутренне закипало и было готово сбежать от надзора Дионы в какой-нибудь скромный угол.