Он замолчал, когда лифт вздрогнул и качнулся. Но движение продолжилось без задержки.
— Если что? — напомнил я.
— Хуже, если её живую вывезут за пределы нашего узла линий. В любой амбициозный мир, где хотели бы знать наши возможности и наши секреты. Таких — каждый второй.
— То есть, что, и так война, и сяк война?
— Прецеденты уже бывали. Метро неспроста строилось единым комплексом с целой кучей военных объектов.
— Тогда запертая дверь их не остановит.
— Точно. Мы нашли способ войти в запертое здание, есть десятки способов выйти из него. Поэтому действовать будем быстро, на нас двоих вся надежда.
— А если… — начал было я, но лифт остановился и двери открылись.
— Главное, — прошептал Сфинкс уже из коридора, — не забывай, что эти ублюдки могут становиться невидимыми!
Склад вещдоков налётчики громили так усердно и методично, что бардак в дежурной части вспоминался мне лёгким беспорядком в сравнении с открывшейся теперь картиной. Обе створки широких дверей распахнуты, петли на них выгнуты затейливыми дугами. Понятное дело, ведь обычно они открывались наружу, а тут у кого-то хватило мощи выдавить толстое железо внутрь.
Часть вещей с бумажными бирками на верёвочках и несколько рваных картонных коробок с инвентарными номерами валялись здесь же, у входа. Ещё больше их было раскидано внутри, между опрокинутыми стеллажами. Тот, кто искал здесь что-то, явно не беспокоился о сохранности имущества, о чем говорили россыпи осколков, дорожки разноцветных порошков, маслянистые вонючие лужицы и прочие обломки.
Я сперва заглянул на склад осторожно, одним глазом, тихо подкравшись к двери. Но хаос внутри пребывал в покое и тишине. Даже обесцвеченные, хвосты не смогли бы передвигаться по этим завалам бесшумно.
Сперва я хотел зайти и подыскать себе среди иноземных чудес какой-нибудь прут поувесистей. Потом передумал. Меня остановили два обстоятельства. Первое — понимание, что любой прут здесь при неправильном применении может обвиться вокруг моей же шеи и тихо придушить. Это в лучшем случае! Второе — я услышал невдалеке голоса, спорившие друг с другом на повышенных тонах.
Источник звука располагался поблизости. Высокие чирикающие нотки в голосе Рунгжоба выдавали крайнюю степень возбуждения. Иногда он даже срывался на писк, речь его спотыкалась и сменялась булькающим кашлем. Тогда вступал второй голос, тоже уверенный и жёсткий, но менее напористый. И очень хорошо мне знакомый.
У самых дверей изолятора я замер. Внутри, у широкой деревянной стойки, за которой должен был сидеть дежурный офицер, не горел свет. Если я попробую заглянуть, перекрою яркое освещение коридора и выдам себя с головой. Головой — с головой. Ха-ха.