Волна гнева ушла так же неожиданно, как и появилась. Я встряхнулся и немного отдышался.

– Извините. Не знаю, что со мной.

– Ты обязан держать себя в руках, – заявила Сара. – Я понимаю, это сложно, но ты обязан. Постарайся уж, будь любезен.

– Макс, расскажи, что с тобой, – осторожно попросила Фри, когда я выходил обратно в коридор. – Ты же понимаешь, кто ты?

– И кто он, – вставила Сара.

– Возможно. – Я пожал плечами. – Наверное. Не знаю. Все запутанно и сложно. Но теперь я вижу столь ясно, вы даже не представляете! Подобного давно не было. Я так тосковал по этому.

Сара нахмурилась.

– Тосковал по собственной оболочке, сидя в темной урне?

– Нет, все началось задолго до того.

– Так кто же ты сейчас больше – Антарес или Максимус?

Стефан заворчал где-то позади:

– Вот и веди дела с психопатами.

Я задумался.

– Думаю, что-то между. Но сейчас мы именно в этом доме, значит, все-таки в данный момент во мне больше от Максимуса.

Они молча наблюдали, как я вошел в двери отцовского кабинета, с тоской оглядел привезенные им из разных стран вещицы и полез в небольшой комод. Многие рисунки отца сгорели, но некоторые чудом сохранились. Я не видел их столько времени, но сейчас отчаянно хотел рассмотреть его работы на прощание.

Пейзажи, люди, животные. На бумаге и холстах словно старались уловить красоту этого мира. Тьмы и без того полно, зачем тратить на нее яркие краски?

– Когда все закончится, пусть мои вещи вынесут отсюда, хорошо? – говорил я, перекладывая работы. – Чтобы мама больше никогда ничего не вспоминала и не тосковала.

На глаза попался черно-белый лист. Когда я был много младше, этот рисунок пугал меня до чертиков. Мерзкие черные твари с переливающимися склизкими спинами склонились над человеком. Только теперь мне стало ясно, чем они являлись и где отец нашел столь ужасающую идею. Чем дольше я копался, тем больше подобных рисунков находил. Ему нужно было куда-то выливать увиденное, лишь бы не копить в себе. В ушах нарастало жужжание, словно тысячи насекомых сгрудились в комнате. Я листал и листал, шум усиливался. Мои спутники не беспокоили меня, лишь Стеф с тихими причитаниями накладывал на всех манипуляции. Внезапно из кучи выпала зарисовка молодой девушки в форме адъюта. Лицо ее казалось таким знакомым, что я с минуту всматривался в лист.