— Это сейчас неважно.

— Мы должны атаковать! — не унимался Блад.

— Успокойтесь, командир! Имперский цеппелин повреждён, «Заклинатель» полон сил и отлично справляется. Им не нужна наша помощь, и мы не будем рисковать почём зря.

Успокоиться Винтерсблад не мог: душу рвала необъяснимая необходимость быть сейчас рядом с Юной, на имперском дредноуте, взятом на абордаж «Заклинателем».

— Медина! — в отчаянии взмолился он, но второй пилот с извиняющимся видом пожал плечами.

— Простите, сэр, я не вижу ни единой причины вмешиваться и вижу с десяток причин, чтобы уйти.

Винтерсблад лихорадочно соображал.

— Фрипп, ноги моей больше не будет на вашем цеппелине, клянусь вам, если мы атакуем…

— Мы не атакуем! — жёстко прервал капитан. — А ноги вашей и так скоро не будет, не волнуйтесь!

— Чёрт! — Блад выхватил из кобуры револьвер.

Он должен быть сейчас рядом с Тенью, даже если для этого придётся приставить дуло к капитанскому виску! Он шагнул к Фриппу, но револьвер наставить на него не успел: подполковника пронзила такая страшная боль, что командир не сдержал крика и не удержался на ногах, упав на колени. Как будто широкое лезвие проткнуло его со спины, выйдя спереди под рёбрами, и пропороло вниз, разорвав пополам до самых ног.

Револьвер выпал из его рук, крик захлебнулся в пошедшей горлом и носом крови. К нему бросился Медина, но Фрипп удержал второго пилота чуть не за шиворот.

— Оставьте, лейтенант! Командир допился до умоисступления и кровавой блевоты, вы ему ничем не поможете.

Боль была настолько сильной, что отказали ноги, и Винтерсблад рухнул с колен на пол, лицом в собственную кровь. Судорогой свело пальцы, помутилось зрение, и в голове осталась лишь одна-единственная внятная мысль, разросшаяся до неистовой, исступлённой мольбы: «Господи, позволь мне умереть вместо неё!» Эта мольба заняла всё его сознание, поглотила офицера целиком, пропитав собою каждую его клеточку. Весь остальной мир вдруг затих, потемнел и погас, словно его выключили.

Карт-бланш