Альдан не стал запирать мельницу, памятуя об обещании, данном близняшкам, но закуток с запасами все же закрыл на засов. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь по глупости отравился мухоморной настойкой или хлебнул крушины…

Лес выглядел тихим. Только на миг Альдану почудилось, будто в переплетении ветвей проступили очертания чьей-то длинной тени. Сегодня, согласно древнему обычаю, живые должны были войти в потустороннюю тишь, дабы испытать судьбу.

– Пусть твои боги будут к тебе благосклонны, Лесёна, – промолвил Альдан и развернулся. На душе скребли кошки, ничего общего с предстоящим лечением Минта не имевшие.

Ночь Папоротника напоминала людям о храбрости. Люди всегда жили на краю, даже когда Мечислав принес Закон. Средь мира чудного и проявленного, средь нечистивцев-колдунов и чудовых тварей. Берегом шла жизнь, и море Полуночи поглотило бы ее, если б не человеческая смелость, упорство и крепкие родовые узы. Ступая во мрак, храни таинство огня. В Законе воспевалась человеческая храбрость: вот почему воевали жрецы, вот почему оберегали людей – истинная добродетель рождалась внутри, из преодоления своего страха. Нет страха – и чудовым тварям не запугать. Мечислав повелел на Солнцеворот, прежде чем мир снова вспомнит пору долгих ночей, идти в леса, сталкиваться со страхами и, побеждая их, рождать любовь и крепкие семьи.

Минт постарался на славу. Едва травник вошел, как его тут же обдало волнами трескучего жара. Альдан быстро разделся, завязал поперек живота кусок чистого полотна, сделал повязку на голову, чтоб пот не застил глаза и обернулся к Минту – тот стоял полностью нагой и с равнодушным лицом рассматривал рану. Но спокойствие это было напускным: на скулах у парня обозначились желваки, жилы на шее напряглись, а руки были стиснуты в кулаки.

– Вот, – сказал Альдан, вручая Минту свежую корпию и новую Живу. – Помни, у меня закончился свирюлл, и потому попытка будет только одна.

Про себя Альдан еще добавил, что им повезет, если ранее не изученные свойства свирюлла не убьют парня.

– Я все вытерплю, – процедил Минт, поняв, на что намекает Альдан.

Травник помедлил, а потом произнес:

– И еще… Я думаю, оно будет сопротивляться.

Минт вместо ответа вытащил из своей одежды небольшой, но искусной работы клинок, весь покрытый незнакомой вязью, и показал его травнику.

– Делай, что должно.

Минт отправился в парилку первым – травнику нужно было как можно дольше сохранять свежий разум. Выждав положенное время, Альдан вошел внутрь, и его глазам предстало чудовищное зрелище: одна половина тела парня, левая, все еще оставалась человеческой, в то время как пораженная правая была оплетена черными щупальцами. Их можно было издали принять за нательные рисунки, какие наносили на себя заезжие торговцы из екадийских пустошей, но, подойдя ближе, Дан увидел, как черные жгуты ходят под кожей, точно пиявки. Сама кожа при этом натягивалась, словно тонкое полотно. Минт полулежал, привалившись головой к стене. Губы у него растрескались, и вокруг них виднелись потеки запекшейся крови.