– Ты – не он!

– Нет, – согласно качнул головой Дарен, и ветер бросил на его разноцветные глаза темные пряди. – Я хуже.

Вскоре Дарен придумал, как оросить мой крохотный садик. Углем на обратной стороне своей постели он нарисовал картинку с диковинным колесом, а затем оно каким-то чудом появилось среди старого города: по тонким трубкам роса и вода из колодца поступали прямо сад, и тот разросся до небывалых размеров. Внутри руин, лишенных крыши, вымахали настоящие заросли. Тонкие стебли находили дорогу вверх, тянулись к питающему их лунному свету, а тень старого города оберегала их от дневного зноя. Вода наполняла нижние слои земли, питала их. Ожила и дала побеги пыльца, занесенная из далеких и еще живых лесов Аскании. И прямо посреди красной пустыни и разрушенного города появился наш тайный сад.

Мы с Дареном убегали туда почти каждую ночь. Возились с ростками, придумывали свои игры, гадали, что случилось с прежними жителями. Дарен говорил, что слуги-рабы избегают этих мест, потому что когда-то здешний город выгорел дотла из-за огненного дождя, пролившегося с неба. Оказалось, рабы охотно делились с ним местными историями.

Я и не знала, что Единый может так гневаться! Почти как мой отец.

– Единому все равно, – уверенно сказал Дарен, когда я поделилась с ним своими помыслами. – Все это придумали люди.

Я округлила глаза и закрыла ему ладонью рот, чтобы не гневил Единого еще больше.

– Нянюшка говорит, он все слышит.

– Слышит и смеется, да. – Дарен отложил деревянный колышек, над которым трудился. Он вытачивал выемки, чтобы разросшейся лозе было куда двигаться.

– Он или они создали мир, поигрались, а потом им наскучило.

Я вытащила припасенное яблоко и занялась им. Разница в возрасте не оставляла мне никаких лазеек для дальнейшего спора, ему шло тринадцатое лето, а я еще не выросла из детской рубахи. Я уже знала, что Дарен когда-то рос под оком белоснежных жрецов, проводил много времени в читальнях и во дворе, где ему давали упражняться с настоящим, хоть и затупленным мечом, а я всю жизнь слушала только байки набожных нянь, которых лишь иногда можно было упросить попугать меня старыми сказками.

Дарен протянул мне цветы.

– Вот. Я подумал, ты захочешь отнести их матери.

Это были бледные васильки.

– Я не могу взять. Отец найдет.

Дарен улыбнулся широко. Никогда прежде не видела у него такого счастливого, но вместе с тем заговорщического выражения.

– Не найдет, поверь мне. Мои цветы исчезнут с рассветом.

Дни сменялись быстрее прежнего, и мне уже казалось, что так будет вечно.

Но нет ничего вечного в стране Обожженной земли. Ничего, кроме песка и красной пыли.