Но ему никто не ответил – ветер унялся. А крик еще долго звучал, теряясь в чащобе. Хорошо, что кобылица оказалась непугливая и выносливая, и весь путь до городка они проделали как на едином вздохе, но когда лес кончился и проступили поля, травник сбавил скорость, позволяя ей остыть.
В сумерках они въехали в Линдозеро и рысцой пронеслись до самой площади.
У мунны собрались люди, вечернее Чтение не началось, и горожане слонялись вдоль ограды. На крыльцо взойти никто не решался, хотя червенцев на площади не наблюдалось.
Альдан спешился у коновязи, привязал кобылицу и направился к мунне. Никто не остановил и не окликнул его, когда он взошел на ступени и толкнул двери.
– Дарен!
Ответом стала настороженная тишина. Внутри пахло заиндевелой хвоей, и травнику показалось, что он шагнул из лета в зиму. Дарена, конечно же, не было. Да и зачем ему здесь быть? Теперь, когда Альдан мог поделиться правдой с каждым, от нее не было никакого проку, потому что колдун уже сбежал.
На крыльце появился заимодавец, отец Улы и Мории. Следом за ним поднялись другие: Яния, Косома, ее сыновья и снохи.
– Бр-р-р… Холод какой, – в голосе Косомы слышались дребезжащие нотки. – Где Просветитель-то?
– Он не Просветитель, – отозвался Дан. – Он тот колдун, что навел на всех морок на торжище. И сегодня он убил Мафзу.
Косома прижала ладони ко рту, а горожане с недоверием посмотрели на травника.
Шурх! Шурх! Шурх!
Стая ворон облепила крышу мунны, и гладкая бирюза померкла под лоснящимися чернотой перьями. В следующий миг забор покрыла плесень, а молельник обратился в труху. Еще через мгновение ветер задул свечи, калитка открылась настежь и по площади прокатился чей-то протяжный вздох.
Горожане остолбенело таращились по сторонам, а потом обратили взгляды к Альдану, будто он причастен к происходящему, словно это он открыл дорогу для нечистой силы.
– Лес разозлился. – Косома попятилась от травника.
Дан вдруг увидел себя их глазами: грязный, с рассеченной губой, со взглядом, полным злого отчаяния.
Чужой.
Понимание шарахнуло по Альдану внезапно, подкралось ужасающим осознанием, что он снова против всех. А еще – слеп и, наверное, глуп, раз возомнил, будто сможет противостоять злу в одиночку.
Можно было преследовать Дарена, можно было орать до исступления во взбитое синюшной темнотой небо, но легче бы от этого не стало. Альдан опустил взгляд на руки.
– Где червенцы? – тихо спросил он.
– Ушли из города, – пробормотал кто-то из сыновей Косомы. – Когда задрожала земля.