С потолка спрыгнула Саша, приземлилась Морозову на плечо. Не смутившись, грациозно спорхнула, лихо козырнула:

– Параметры позволяют разместить в этом зале…

Морозов удивленно поднял брови:

– Фетисова, я вас не узнаю. На Енисеева работаете?

Саша покраснела, ее кулаки сжались:

– Аверьян Аверьянович, я работаю на программу экспедиции! Докладываю, что жизненные условия вполне…

– Вольно, – прервал Морозов. – Рапорт принят. А жизненные условия вполне, согласен. Енисеев незаметненько всех подводит к этой идее. Тихой сапой, не рубит сплеча, как простак Алексеевский…

Он легко взбежал по стене, высунул голову в отверстие, что почти заросло за ночь.

Далеко внизу виднелись серые холмики земли, бурелом, гигантские опавшие листья мегадеревьев. На одном таком холмике выделялся ядовитым цветом красный комбинезон.

– Забелин! – заорал Морозов, хотя переговорник был вмонтирован в воротник комбинезона. – Доложите обстановку!

Далекая фигура шевельнулась. Морозов услышал слабый голос, искаженный статическими помехами:

– Ночь прошла как один кошмар! Что-то скреблось, верещало, замерзало у самого порога. Просилось погреться. К утру стихло. Сдохло, видать. Но я поста не оставил, Аверьян Аверьянович! Не поддался унижающей гуманисти… гаманитар… гуманоидной жалости, несвойственной человеку нашего общества. Добрые да мягкосердечные не построят четвертый сон Веры Павловны, верно? А когда утром открыл люк, пробовали пролезть всякие бродяги, нищие, попрошайки… Отогнал, конечно, хотя жалость, этот пережиток в нашем передовом обществе, шевелилась. Худые такие…

– Всех гони, – велел Морозов. – В нашем обществе не может быть жалости к бродягам, панкам и прочим бездельникам. Заразу разносят! Через полчаса тебя сменят.

– Хорошо бы! Только такого, кто потверже сердцем… Чтоб характер нордический и в жалости замечен не был.

Морозов отжал кнопку, голос Забелина оборвался. Морозов повернулся к Енисееву:

– Пора бы заменить! Вот Алексеевскому не надо ни сна, ни отдыха, только подай препятствие. Как на быка красная тряпка! Там не опасно?

Енисеев пожал плечами:

– Что может встретиться в пустом доме? Где двери заперты? Мы открыли их первыми!

– А надолго он там?

Енисеев прикинул на глаз толщину стены, высоту потолка, заглянул вниз в дыру, откуда поднимались сладковатые испарения.