Светлый фон

Енисеев смолчал. Он понимал терзания Овсяненко, сам из той же касты недобитой интеллигенции, но откуда знает такое Морозов?

Почерневший, терзаемый адским огнем, с безобразно вздутыми суставами, Овсяненко мучительно медленно двигался по территории походной экспресс-лаборатории, искал противоядие, сыворотку. Енисеев пробовал помогать, но только ввязался в бесцельный спор, когда Овсяненко хотел искать в их крови неведомых вирусов или даже клещей, наподобие акаридных, поражающих трахеи пчел.

На седьмые сутки Овсяненко лежал пластом. Енисееву прошептал, почти не открывая глаз:

– Евмолний Владимирович, другого шанса не будет… Возьмем же за основу, что существует крохотный вид клещей, еще неизвестных науке…

– Половина еще неизвестна, – ответил Енисеев. – Говорите, говорите! Я слушаю.

– Предположим, клещ внедрился, развивается… Ночной холод тормозит, потому мы не ощутили сразу…

– Эти клещи должны быть меньше фильтрующегося вируса!

– Я ж говорю, предположим… – Он шептал так тихо, что Енисеев наклонился, стараясь не пропустить ни слова. – Я приготовил состав… Как только кончится фильтрация, напоите меня и остальных… Если не сработает, уже не…

Два часа Енисеев, сам едва держась на ногах, разрывался между сосудами, где кипело варево, умирающим Овсяненко, неподвижными, как камешки, членами команды. Он свалился без памяти, когда фильтрация заканчивалась. Дмитрий оставил Сашу охранять лагерь, сам разжал зубы медику, влил ему лошадиную дозу. Затем, отогнав ксерксов, пытавшихся отнести Овсяненко и других на кладбище, напоил всех, даже заставил отхлебнуть Сашу.

Овсяненко открыл глаза, прошептал:

– Дима… Дима, послушай…

К нему с готовностью подбежал Дима, потрогал его сяжками. Овсяненко опустил веки, но тут же появился Дмитрий:

– Володя, я здесь! Говори!

– Дима… варево не сработало. Малость взбодрило, но… минут через пять начнется приступ. Последний.

– Ты что? – испугался Дмитрий. – Я тебе сяжки обломаю! Ты же единственный специалист!

Он беспомощно смотрел на безжизненного медика. Ксеркс тоже посмотрел на Овсяненко, но нести его пока не давали, а у двуногого друга между лопатками появилась проплешина незащищенного хитина. Дима начал тщательно вылизывать шершавым, как терка, языком, попутно пропитывая феромоном, Дмитрий непроизвольно двигал плечами, нежась. У Овсяненко все плыло перед глазами, но тренированный мозг уцепился молниеносно, прогнал целую серию образов, и в затуманенном сознании начал оформляться удивительный ответ.

Овсяненко шевельнул губами. Дмитрий приподнял его, подбежала Саша, смочила медику губы.