– Вот как? – Тристан все никак не мог выровнять дыхание. Что им владело? Страх? Гнев? Он не знал. – Все не так, как выглядит.

– Верно. – Каллум слегка нахмурил брови. – Да, все не так.

Он встал и направился к выходу. Тристан же успел бросить взгляд на отвергнутое оружие, и только потом, содрогаясь, встал и на неверных ногах поплелся следом за Каллумом. Тот шагал на удивление резво и широко.

– В чем дело?

– Кто-то тут есть, – на ходу ответил Каллум. – В дом проникли.

– Да ладно, – послышался из-за угла голос Парисы. Она примчалась откуда-то из другой части дома, в мужской рубашке и с голыми ногами, очаровательно растрепанная.

Тристан выгнул бровь, но Париса заткнула его злобным взглядом.

– Не понимаю, как это произошло, – сказала она. – Разум дома обычно предупреждает меня, если кто-то пытается проникнуть внутрь. Смотрю, он все еще жив.

Тристан не сразу сообразил, что последнее предложение прозвучало сразу у него в голове.

– Как видишь, – пробубнил он, и Каллум скосил на него взгляд. Даже не оборачиваясь, Тристан, догадался, что тот и без магии прекрасно понял, о чем спрашивала Париса.

Каллум знал, что все сговорились убить его, и прощать никого не собирался.

Впрочем, и сам Тристан не намеревался прощать Каллума.

Вдвоем они свернули за угол, покинув галерею и выйдя в коридор с дверями в спальни. Там Нико ломился в комнату к Либби, а за спиной у него стояла Рэйна.

– Вы…

– Нет, – в лоб ответила Парисе Рэйна. – Я ничего не слышала.

– А кто мог…

Нико выстрелил чем-то из ладони в дверь, и та наконец распахнулась, а Тристан в тысячный раз подумал: «Боже ты мой!», поражаясь, какой же силой обладали Нико и Либби, вместе и порознь.

Подумать только, такая необузданная мощь в жилах одного человека. Помыслишь о чем-то, и оно сразу же материализуется у тебя под рукой. Тристан, даже выйдя из себя, оставался пустым местом. Он приносил пользу, лишь соображая хладнокровно. По его прихоти, когда он падал духом, не рвались бомбы, и это делало его обычным, нормальным – таким, каким он всю жизнь старался не быть.

Нико первым ворвался внутрь и взвыл раненым псом в ответ на гаснущие отзвуки крика Либби. Комната задрожала, и все прижались к стенам, чтобы не упасть. В этот момент Тристан чувствовал горечь, пусть она и казалось неуместной, из-за собственной зависти. Он не испытывал ничего, кроме обычного ледяного безразличия, тогда как Нико разделял боль Либби. Они вдвоем спутниками вращались вокруг того, чего Тристану было даже близко не понять.