Стоило пойти вместе с Тристаном.

Либби вскочила с кровати и ринулась к двери, хотела уже рывком ее распахнуть, но тут в комнате что-то изменилось. Атмосфера стала иной. Молекулы перестроились, похолодели, замедлились и поползли кое-как. Повеяло отчуждением, забытьем. Словно комната теперь не признавала Либби и вознамерилась удалить ее, как злокачественную опухоль.

Или это был страх?

Без страха точно не обошлось, но в одном Либби, говоря с Нико, была права.

Воздух не по ее вине изменился.

Тогда она принялась искать источник. Пульс внезапно замедлился, будто снова останавливалось время, и Либби ощутила нечто странное: возникло едва заметное чувство, словно ей тут не место. Сами стены ополчились на нее и грозили раздавить, как каток. Дом инстинктивно гнал ее прочь. Казалось, у нее отняли то, что ей полагалось с рождения. Легкие отказывались втягивать воздух.

Улови она перемены раньше, сумела бы их остановить. Сумей она определить источник сейчас, получилось хотя бы затормозить. Но в том-то и была ее беда, слабость, которая не вскрылась бы, не повстречай Либби Тристана. Ей могла принадлежать вся сила в мире, способная сократить население Земли вдвое, но с тем, чего не понимала ясно, она бороться не умела.

Однако пустота не была абсолютной. Вдалеке, посреди необъяснимой странности, Либби уловила знакомый отголосок.

Ты хоть знаешь, на что подписалась?

Ее обхватили за талию и потянули назад. Все произошло в один момент, если не быстрее. Время снова помчалось вперед, воздух ворвался в легкие, а Либби наконец обрела дар речи и заорала.

Тристан

Тристан

Из-за гула крови в ушах Тристан почти не расслышал ее крика, но его оказалось достаточно, чтобы вздрогнул Каллум. Он посмотрел на нож у себя в руке и, бросив на Тристана полный презрения взгляд, отшвырнул оружие в сторону.

– Я бы этого не сделал, – сказал Каллум, хотя бурлящий в крови Тристана адреналин говорил об обратном. Как и лицо Каллума, с которого наконец спала маска. Как и сам поворот событий. Мышцы Тристана заныли, пока тело постепенно возвращалось к привычным ритуалам выживания.

Если бы Цезарь не погиб, то как тогда запел бы у него Брут?

– Мне жаль. – Эти слова сорвались с губ Тристана резко и неровно.

– Принято, – холодным, не дрогнувшим голосом ответил Каллум. – А вот в прощении тебе отказано.

В этот момент в углу сверкнул красный огонек, и они взглянули на него.

– Через вакуум никто бы не прошел, – произнес Каллум. – Пустяки.