– Кори… – только и смогла выдавить она из себя, пока его рука все сильнее и сильнее пережимала ее горло.

– Посмотри, что ты с ней сделала! – прошипел он и повернул ее голову, чтобы она могла видеть кровать.

Кори лежала, сжавшись в позу эмбриона, подтянув к груди руки и ноги, мускулы ее безвольно сокращались и расслаблялись, словно в шоке. Под ней расползалось по матрасу темное пятно. Патриция прикрыла глаза, ожидая, когда пройдет тошнота.

– Мам? – позвал из коридора Блю.

Оба в оцепенении уставились друг на друга: он был совершенно голый, с залитой кровью грудью и шеей, она – в одной ночной сорочке, даже без лифчика; дверь на четверть приоткрыта. Они не двигались.

– Мам? – еще раз позвал Блю. – Что происходит?

– Сделай что-нибудь, – одними губами произнес Джеймс Харрис.

Она протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до его руки у своего горла. Рука отодвинулась и отпустила ее.

– Блю, – сказала Патриция, выходя в коридор и молясь про себя, чтобы брызги крови Кори, которые она ощущала на своем лице, не были заметны. – Возвращайся в кровать.

– С Кори что-то не так? – спросил Блю, продолжая стоять возле двери.

– Твоя сестра заболела. Но скоро она поправится. Пожалуйста, иди спать. Сейчас ей лучше побыть одной.

Решив, что здесь не происходит ничего, что заслуживало бы его внимания, Блю молча развернулся, зашел в спальню и закрыл за собой дверь. Патриция шагнула обратно в комнату Кори и включила свет как раз вовремя, чтобы заметить голого Джеймса Харриса, сидящего на корточках на подоконнике. К животу он прижимал комок из своей одежды, все это напоминало сцену из какого-то фарса: любовник жены сбегает от разъяренного мужа.

– Сама напросилась. – С этими словами монстр исчез, оставив после себя лишь пустой черный прямоугольник ночи.

Кори захныкала. Патриция много раз слышала этот звук – он означал, что дочери снится кошмар. Будучи не в силах больше ничем помочь, мать тоже глухо застонала в ответ. Она подошла ближе к кровати и рассмотрела рану на внутренней стороне бедра. Та выглядела опухшей, словно туда попала инфекция, и она была не единственной. Повсюду вокруг были соединенные между собой синяки и поджившие, затянувшиеся ранки, испещрявшие кожу словно пунктиром. Их края были неровными и рваными. Патриция поняла: все это происходило и раньше. Много раз.

Голова была полна летучих мышей, которые визжали и натыкались друг на друга, разрывая все связные мысли в клочья. Патриция даже не осознавала, как нашла камеру и сделала снимки, как добралась до ванной, как стояла перед раковиной, наливая теплую воду на губку, как промыла рану Кори и нанесла банеоцин. Свежую рану лучше было перевязать, но тогда Кори сразу бы догадалась, что мать знает все про происходящую непристойность, а эту черту Патриция не готова была переступить. Только не со своей дочерью. Не сейчас.