– Помогите нам, – прошептал Уоллес. – Пожалуйста.

Еще один скачок, резкий и стремительный, и вот Камерон открывает входную дверь, и мимо него спешат парамедики, сверкает мигалка машины «Скорой помощи», а перед домом стоит пожарная машина.

Камерон требует ответа у парамедиков, хочет знать, что же такое с Заком, а Зака тем временем укладывают на каталку, Камерона оповещают о расширенных зрачках и падающем давлении. Глаза Зака закрыты, тело влажное, и Уоллес ощущает ужас Камерона как свой собственный, в его голове снова и снова с ревом проносится ЧТО ПРОИСХОДИТ ЧТО ПРОИСХОДИТ.

Он сидит в машине «Скорой помощи», а они тем временем расстегивают рубашку Зака и спрашивают Камерона, знает ли он историю болезни Зака, принимал ли тот наркотики, нет ли у него передозировки, ты должен рассказать нам все, чтобы мы поняли, как помочь ему.

Он едва способен соображать. «Нет, – изумленно отвечает он. – Он в жизни не пробовал наркотиков. Он даже аспирин не принимал. Он не болен. Он никогда не болел».

Он в больнице и не может произнести ни слова, его тело словно погрузили в лед, его окружают друзья и родственники Зака, и тут выходит доктор и разбивает его мир вдребезги. Кровотечение в мозге, говорит доктор. Разрыв. Трещина. Аневризматическое субарахноидальное кровоизлияние.

Повреждение мозга.

Повреждение мозга.

Повреждение мозга.

Камерон молит доктора: «Но вы же можете помочь ему, правда? Вы же можете устранить это, правда? Вы же можете сделать так, чтобы ему стало лучше, правда?» Он кричит и кричит, а чужие руки на его плечах, на его руках удерживают от броска на доктора, который медленно пятится назад.

Зака немедленно отвезли в операционную.

Он умер на операционном столе.

Камерон надел на похороны свой лучший костюм.

И постарался, чтобы костюм на Заке был не хуже.

Хор пел гимн о свете и чуде, о Боге и божественном промысле, а Уоллес мысленно кричал, но не от своего имени. Камерон же молча кричал, что все это сон, что такого не может быть. Проснись! кричал он пронзительно. Пожалуйста, проснись!

Священник говорил о боли и горе, о том, что нам никогда не понять, почему кого-то, столь полного жизни, забирают так рано, но Бог никогда не посылает нам больше страданий, чем мы, по его мнению, способны вынести.

Все плакали.