– Так это ты их спер, сволочь! – обвиняюще раздалось со стороны входа.

Он обернулся. Хенна, насупившись, подошла к нему и хмуро уставилась ему в лицо немного расфокусированным, но все еще очень сердитым взглядом, для чего ей пришлось смешно задрать голову вверх. Аргза убрал когти и скептически скрестил руки на груди, приготовившись к очередному обмену любезностями. Все время, прошедшее с создания Альянса, он и Хенна только и делали, что ругались, стоило им очутиться рядом, почти как Стрелок с Крэйеном, только в их столкновениях было чуточку меньше искренней ненависти.

– Что я спер на этот раз, красотка? Твои кружевные трусики?

– Не прикидывайся большим идиотом, чем ты есть! – Она сжала кулаки, с которых успела снять латные перчатки. – Когти! Я говорю о них! Твою мать, Аргза, я искала их по всему черному рынку на той планетке, а когда нашла единственного, кто мог бы их мне продать – как думаешь, что я услышала? «Извините, мадам, это оружие у меня уже забрал господин, пожелавший назвать себя Пауком!» Так это ты – Паук? С чего вдруг, интересно, ты обрел себе тайное имя? Завидуешь славе братишки? Нелегко быть безымянным предметом мебели, да?

– Ты постоянно намекаешь, что я всего лишь мебель, но общаешься со мной чаще, чем с моим братом. Что-то тут не вяжется, милая.

– Не зови меня так!

Он коротко хохотнул, любуясь ее разгневанным лицом с резкими чертами. Даже нос ее был вздернут кверху как-то очень воинственно, и это незначительное обстоятельство приводило Аргзу в восторг.

– А как мне тебя называть? «Моя достопочтенная госпожа»?

Она насупилась еще сильнее и тоже скрестила руки на груди, неосознанно повторяя его позу. Ее рыжие брови окончательно съехались к переносице.

– А знаешь, было бы неплохо! В конце концов, ты просто тупой телохранитель!

Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Аргза – с интересом, Хенна – исподлобья, угрюмо, со злым прищуром. Странная она была, эта Хенна: ее лицо, казалось, состояло сплошь из острых углов, кроме полных чувственных губ, но изгибы ее крепкого тела были привлекающе плавными. Из бара позади них доносился непрекращающийся шум вечеринки, на улице же было тихо и прохладно – настоящая благодать после всего этого безумия.

– Ты меня хочешь, – констатировал он с тихим смешком.

– Да, – согласилась она так мрачно, будто похмелье уже наступило. – Уже давно. И ты меня тоже.

– Да, – не стал отрицать и он. – Еще бы.

Ее кулак врезался в его открытый живот. Он послушно согнулся, делая вид, что побежден. За это он получил долгий, жадный поцелуй и возможность укусить наконец несносную воительницу за потрясающе красную губу. Это тоже была своеобразная сделка: он притворился, что позволил себя ударить, она притворилась, что позволила себя поцеловать, – только кто и что в действительности кому позволил, оставалось загадкой даже для них самих.