В Мейфере я занимался летнею любовию с Диэнной Дёрбин – покуда Хлыст Ларю был ея возлюбленным и спутником, – незадолго до ея самоубийства. На самом деле, так-то я с Хлыстом и познакомился. Учитывая обстоятельства, нам следовало бы стать естественными врагами. Но у нас вместо сего немедленно завязалось взаимопониманье, и с приставшим к нам Фрэнком Рэндлом мы составили колоритную троицу – рассекали по питейным притонам и водопоям Бригхауса, Сеттла, Озуолдтуисла, Ньюксасла, Брэдфорда и всех точек северней и южнее Блэкпула.
– Верно ль я подозреваю, что здесь присутствует некая связь с Лэрри Уильямзом? – осведомился Джек.
– Ахх’ммм, сей милый Лэрри Уильямз, такой славный мальчонка, – произнес Гас, по-прежнему улыбаясь.
Я помедлил, прикрыв на несколько мгновений очеса, ибо стремился ухватить свои мысли. Я отнюдь не теоретик, однакоже остро осознаю человечью алчность. Ворчанье угрюмых старцев я оставляю на долю протчих. Аушвиц, Биркенау, Гроссрозен, Майданек, Треблинка, Штуттхоф и многия иныя. Имена возникают, яко счастливая оспа на карте Польши. Истории погребенных жизней. Переиначивая эпиграмму, я был бесстыжим временем, рождаясь.
– Лишь случайно… – глаза мои пылали, как наперстянки, – …в том, что нарезал он почти что лучшие версии «Разительной мисс Лиззи», «Давай помедленней» и «Гадкого мальчишки», что лишь и услышишь по сию сторону от Мимоходной Смерти. Даже Лэрри Уильямзу трудновато было выиграть у версий Королевского Размера Тейлора.
Меня несло моим потоком, и все ж я примолк, ощущая, что мне перепадет сейчас милое дельце. Через краткий миг в нашу сторону важно пошагал дородный рохля в «Дне-сияющих» носках, к груди он тесно прижимал четырехканальный «Магнекорд». Гул его уже играл у меня на нервах. Просто так вышло, что держал я в руке своей, у себя в кармане пиджака крысохвостую расческу со стальным шипом на конце, коею пользовался для взбития волн своего хохла. Приуготовив сталь ее, я намеревался сделать больно сему сучьесынскому слабаку до самых ногтей у него на ногах; сделать ему больно и засунуть ему в жопу до смерти.
Однакоже позволил ему пройти мимо, не вынимая руки. Каприз, скажете вы, ибо рассудок мой несоизмеримо превосходил милосердье.
Вместо сего я поднес к устам сигарету «Удачная подача», поджег ея и глубоко вдохнул. Прежние слова Джека меня по-прежнему ранили, и я весь был на взводе, горел от волдырей. Подобное проявленье чувств