– Как мило. – В брутальной экзальтацьи, ленивыми движеньями бедер она вторила моим словам. Настало объявленье ее любви – тугое, как и у кого угодно на лике сей земли. – Мой милый и моя страсть.

В светском обмороке Джесси перекатилась на бок, позволив всему в ней мне открыться. Я упокоил длань свою и легко скормил своего мужика нужному месту – и тяжко переместился ей за спину.

Мисс Мэттьюз полностью нагнулась, попавшися приступу вздохов.

– Останься, пожалуйста, навсегда, николи не уходи, – расслышал я, как она повторяет, покуда меж нами мы не впали в объединенную мантру слов и телодвижений, что длилась пятнадцать минут – либо целую вечность (я не мог какое-то время сказать, что именно, ни с какою долею уверенности).

Когда ж наконец я вытянулся из Джесси, она облегчилась на меня, и я содрогнулся в самой ея сути.

Вспышкою златое семя забило из меня. Златое, яко Соломонов телец. Кипуче горячее, искрящее и потрескивающее.

Естьли и было возможно распознать зачатье в веществе моей спермы, златая моя дрочба была к сему пригодна. Пузырящийся крик новых живых зародышей возрадовал мне слух, и я размазал уровень златой смазки и дунул духом на еякулят, и ударил по нему всею своею мощью и дланью, и был то отнюдь не пустяк, и тогда расхохотался я над собственным безрассудствием – дабы явить сериозность. Инстинкт британской крови восстал прямо и дерзко супротив моей гордости.

Широкая и мясистая спина была вся заляпана живым присутствием моей жизни, и я свернулся подле нея калачиком, подтолкнув под нея свои теплые длани. Она погрузилася в сон. Тело ея пульсировало от моей любви, и я угнездил свой рот на жаркой ея шее, небрежно навернув отбившуюся прядку ея влас себе на язык. Так мы и проспали сколько-то часов.

В ночи пизда ея мне навязалась. Под покровами лежали мы, обвившися, ее потаенное я возлегало у меня на груди. Пизда ея была раскрыта, тела наши синхронизованы, я слышал, как бьется у нея сердце. Она нежно спала. Ее влажные интимные органы терлись об меня. Волоски на бугорке ея были влажны. Я чувствовал, как ея влагалище распялилось, и ни единой тени не упало, когда я обхватил ея руками. Она верила, что ея доверьем я злоупотреблять не стану. Она была тепла. Протечки изнутри тела ея невольно поступили на меня. Меня томило вырасти из ея тела, поливаться ея секрециями, я желал, чтобы она поглотила меня всего. Длань моя вновь и вновь скользила обережно вкруг нея, туго ея ко мне прижимая. Плоть ея была антиномична. Я вогнал в нея перст, на что она ответила, яко дитя, и сама вжалась. Мне хотелось подскользнуть под нея и пить.